– Почему Морфеус?
Водила задумывается.
– Просто он то ли черномазый, то ли горелый – харя у него черная. И двигается быстро. То есть двигался.
– Упокоили?
– Черт его знает. Гоняли его бэтром, вроде б подстрелили.
Марьино пустое. Ни людей, ни зомби. Только на выезде мелькает что-то неприятно быстрое, тут же скрываясь за домами. Не могу сказать, что именно, – то ли здоровенная собака, то ли некрупный зомби. Успеваю зацепить взглядом характерные детали человеческого костяка, наполовину торчащего из канавы. Чисто обглодан. О, еще один поодаль. И еще вон, подальше от дороги, кучкой, сразу несколько.
Наши пассажиры встревожились, побледнели еще больше. Не повезло им, попали под раздачу. Я ведь не маленький, прекрасно понимаю, что, пока мы тут с охотничьей командой и прочими такими же дураками носимся, спасая мир, ребята половчее нас устраивают себе сладкое будущее. Нет, конечно, и Николаич, и Ильяс – люди вовсе не простые, своего не упустят, а в карман положат, но по сравнению с некоторыми моими знакомцами по той, добедовой жизни, они пионеры-альтруисты, бессребреники полные.
В блокаду от голода и холода умерли сотни тысяч человек, другие сотни тысяч погибли в невыразимо жестоких боях, которые немцы, прошедшие еще Первую мировую, сравнивали с мясорубкой под Верденом. Но ведь были и такие, кто сколотил состояния, обзавелся роскошными коллекциями искусства и всякими ценностями… Я прекрасно понимаю, что в том же Кронштадте сейчас уже вполне себе орудуют шустрые ребята, и их потомки будут называть нас лохами. Как потомки удравших в эвакуацию последнее время старательно поливали дерьмом воевавших в Великую Отечественную… Что-то меня на патетику потянуло, да и вообще расслабился. А это и понятно – на Ильяса глядя, он тоже не за окрестностями следит, а скорее за пассажирами. Нет, окна сеткой защищены, мы вооружены, но как-то это все на школьную экскурсию похоже.
Или все эти разговоры про Морфеуса – пугалки? Мороза на высылаемых нагнать, чтоб одумались? Но кости-то обглоданы. Не бутафория.
Места после Марьино пустынные, пару раз поодаль мелькали деревушки, но мы шустро прем по прямому, как линейка, шоссе. Сворачиваем вправо, проскакиваем деревню.
– Авек плезир – Велигонты, – меланхолически заявляет Ильяс.
– Следующая – конечная, Узигонты, – в тон ему вторит водила.
И впрямь скоро тормозим.
Пассажиры выгружаются, водила глумливо подражает телеведущим, комментируя высадку. Мне почему-то противно это слушать, отхожу к «буханке», около которой покуривают двое камуфляжных.
Здороваюсь, представляюсь.