С трудом подавляю несколько нелепое, но сильное желание перебинтовать этой мрази раны. Отметин на стенке нет – всеми пятью пулями я попал. Но гордиться нечем – дистанция даже для женщин смешная.
Наконец до меня добегают люди. Неслыханно радуюсь, что среди них старый знакомый – майор-танкист. Вид у него мрачный, в руках несколько странновато смотрящаяся двустволка. Передаю ему второй пистолет-пулемет, прошу приглядеть за лежащими.
– Кто это?
– Опять диверы. На этот раз за записями вивисектора приперлись, рожи их там на записи-то.
– Ясно, понял. Неймется гадам.
Бегу обратно, но никто ничего не трогал, записи на месте. Собираю их в мешок, теперь из рук не выпущу. Руки ходуном ходят, внутри все колотится, сгоряча роняю чашку с недопитым кофе, грохается на пол.
Бегу к Николаичу, надо спросить, что делать дальше.
На втором этаже медики разгоняют пациентов по палатам. В коридоре мешком лежит медсестра. Дверь в палату Николаича открыта. Там стоит несколько человек, но я вижу не их, а плоскую восково-бледную ступню, торчащую между стоящих мужиков. Продираюсь ближе. Николаич неудобно полусидит, опершись на стену. Из простреленной головы еще вяло ползет тонкая струйка крови…
Я не участвую в следствии, мое дело – досмотреть кассеты. Это был последний приказ Николаича, я его выполню. Итого, есть дополнительно пять снятых в момент предосудительных развлечений сукиных сынов. Один уже у нас, его сейчас как раз обрабатывают весьма неприятного вида чуваки, спешно прибывшие из штаба от начальника разведки. Более никаких полезных данных во всех записях нет.
И Николаича нет.
Я совершенно неподъемно устал. Может, пойти погулять? Немного пройтись…
Это было бы хорошо. Возможно, на сердце полегчает? Да, надо сходить, размять ноги, воздухом подышать…
Я здорово ошибся, подумав, что тут безопасно. Подвело это меня.
То, что меня атакует, не похоже на раньше виденных морфов. Оно плоское и вроде не очень быстрое. Но я не успеваю реагировать на его резкие боковые броски, автомат зацепился за что-то, и мне никак не удается его сдернуть. Не получается и бежать – ноги скользят, просто даже проскальзывают. Я понимаю, что вообще могу упасть и бегу, как бегают обычно молодые женщины, – ноги семенят, все тело в движении, все трепыхается, развевается и дрыгается… Сил уходит масса, а где начал бег, там, считай, и остался.
Я покрыт потом, взмок невиданно. Но наконец удается сорвать автомат со спины. Серо-синяя мразь короткими рваными зигзагами несется на меня, бежать я уже не могу – сил нет совсем. Не могу дать очередь – на руке откуда-то взявшаяся варежка, и указательный палец не пролезает к спуску. Наконец каким-то чудом палец просовывается, рву спуск. Автомат глуховато странно бухтит, и я с огорчением вижу, что пули падают на землю буквально в метре от меня. Следующая очередь – и пули шлепаются туда же. Атакующая меня мразь издевательски сипит каким-то странно зудящим звуком, теперь остается только бежать, бежать и ждать громадной, чудовищно увеличившейся в стороны спиной победного рывка зубов сзади…