А ночью она, Агафья, спала – что и горничная Параня подтвердить может, потому как они с Параней вдвоем в летней кухне ночуют.
Параня подтвердила.
Садовник Семен ночь не спал, вместе с помощником обходил сад: белый налив уже поспел и крыжовник со смородиною вот-вот подойдут, а третьего дня у Загоскиных дачу обмели, предыдущей же ночью — у мадам Штранц три яблони обобрали, непорядок! А мадам Цванцигер собаку держать не дозволяет, потому как клумбы цветочные собака испортить может. А с собакой было бы совсем другое дело, хотя, конечно, бывает, собак травят, так что…
Константин Аркадьич на этом садовника прервал, спросил, не слышал ли Семен чего ночью, шевеления какого, или криков. Семен, подумав, ответил, что криков человеческих не слышал, а слышал кошачьи вопли, и шевеление, как же, было — те же коты шкодили, то есть драка произошла между нашим, Васькой, и рыжим, Штранцихи. А он, Семен, котов шуганул. А больше ничего такого не произошло. А на огород он не заходил, потому как на огороде и воровать нечего, а воровать чего есть в саду, потому как белый налив…
Тут Константин Аркадьич, мысленно ругнувшись, Семена отправил и велел вызвать остальных, кто там из прислуги.
Явились сразу все трое, лакей и две горничные. Все трое утверждали, что ночью спали, и ничего не слышали. Но при этом краснели, особенно лакей. Константин Аркадьич грымнул слегка, подпустил грозовых ноток в голос. Признались, как миленькие (только Христом-Богом просили не выдавать), что старшая, Маша, и правда, спала, а младшая, Алена, в отведенную им с Машей каморку пришла на рассвете, потому как у них с лакеем, Ванюшей, любовь. Вот денег немного подкопят – и обвенчаются, а барыня, если прознает, обоих прогонит. А слышать ничего не слышали, сидели на заднем крылечке, а чего дурного не подумайте, за руки держались, разве раз-другой поцеловались – как же без того? – да от Семена, садовника, хоронились, бродил по саду всю ночь, и с фонарем. И на том клянутся, хоть на кресте, хоть на иконе.
Клясться им Константин Аркадьевич не велел, отправил пока восвояси. Возможность сговора и совместного ими девицы Рено убийства в глубине души не отрицал, хотя бы по причине недопущения возможного со стороны мамзели доносительства барыне об амурных их делишках. Но это пусть следователь разбирается, его работа. На Константина Аркадьича взгляд кишка у Ванюши на такое тонка. Однако хоть какое, да побуждение к преступлению наметилось.
Помощник садовника, он же Семену племянник, оказался Константину Аркадьичу тезкой – тоже Костя, Костик. Шустрый вьюнош, лет пятнадцати, глаза быстрые, ясные, сообразителен не в дядьку. Этот и дядькины слова подтвердил, и, кстати, Алену с Ванюшкой заметил, хотел их было шугануть, да не стал. На вопрос, отчего не стал, Костик свои ясные глаза потупил, плечами тощими пожал, не ответил – но то и так Константину Аркадьичу понятно было: известно, как подростков