Ну, газетная практика (так же, как и ресторанная) известна: хороши только свежие – новости ли, продукты. Это за неимением свежих новостей (продуктов) сервируют вчерашние, лежалые.
Феликс Францевич с утра отправился на службу. После дня, проведенного на Фонтане, контора показалось ему еще более душной и пыльной, чем обычно.
Непосредственный Глюка начальник, Кузьма Иннокентьевич Безобразный (ударение на "о" – когда в глаза, и на "а" за глаза) поинтересовался, как успехи Феликса Францевича в расследовании, и кто же по его, Феликса Францевича, мнению, убийца.
Глюк объяснил Кузьме Иннокентьевичу ситуацию.
Кузьма Иннокентьевич покачал головой, поцокал языком: "Ай-ай!"
Когда время приблизилось к полудню, Глюк, с разрешения Кузьмы Иннокентьевича, контору покинул.
Вас, может быть, удивляет, что Феликсу Францевичу никто не препятствовал в служебное время заниматься совершенно посторонним делом? О, вы просто не знали мадам Глюк!
А вот Кузьма Иннокентьевич знал ее очень хорошо, даже (как сплетничали некоторые) слишком хорошо. И был к тому же человеком благоразумным, а благоразумный человек не спорит со стихийным бедствием. Кроме того, Кузьма Иннокентьевич был добродушен, любопытен и обожал детективы. То есть не детективы, а полицейские романы, в каких описывались преступления и их расследование. Весьма увлекало Кузьму Иннокентьевича подобное чтение.
И уж конечно, было весьма заманчиво и лестно для Кузьмы Иннокентьевича пусть даже и косвенно, но прикоснуться, соучаствовать в расследовании преступления невыдуманного, и к тому же столь таинственного.
А потому никаких препон Глюку в манкировании тем служебных обязанностей ради дознания Кузьма Иннокентьевич не ставил, и Феликс Францевич удалился из конторы беспрепятственно, и с дружески-отеческим напутствием, и с пожеланием всяческого успеха.
Глюк, поигрывая тросточкой, прошелся по тенистой улице походкой фланирующего бездельника, поднялся на бульвар по лестнице, которой еще только предстояло стать прославленной и легендарной, присел на скамеечку.
Софья Матвеевна запаздывала.
Феликс Францевич к женским слабостям относился снисходительно: почему бы женщине, хоть и старой, не опоздать? На то она и женщина! — и покамест наслаждался непривычным в такое время дня бездельем.
В жаркий полуденный час бульвар был пустынен и тих. Утренние гуляющие: няни, бонны и фребелички* и их питомцы и питомицы; старики и старухи не без средств, но и не настолько обеспеченные, чтобы выезжать в летнее время на дачи (надежда века, едва успевшего наступить и осколки века, уже минувшего) — уже разошлись по домам, пить молочко и кушать котлетки. Гуляющие вечерние: чиновники в высоких чинах с дородными супругами, офицеры с милыми барышнями из хороших семейств, негоцианты, задержанные в городе коммерческими надобностями, — занимались еще своими дневными делами или (прекрасная половина) готовились к вечернему променаду. Так что Глюк на бульваре пребывал почти что в одиночестве: городовой на углу да двое заболтавшихся старичков на соседней скамейке, опаздывающих к своим котлеткам, не в счет.