— Вы думаете, он сам? — спросил Глюк, не в силах отвести взгляд от этой нелепо вывернутой руки. — Сомневаюсь я что-то…
— На пожаре я его видел, — задумался околоточный надзиратель, — может, пожарникам пособлял, поскользнулся, упал…
Феликс Францевич почувствовал настоятельный позыв к рвоте, зажмурил глаза.
— Эк вас, с непривычки-то, — забеспокоился Заславский, — уж и позеленели все… Пройдемте-ка, пройдемте отсюда; все равно надо этих позвать, из города которые… Ну что, попустило? — спросил он заботливо, когда вывел Глюка (под руку) к террасе.
— Да, — ответил Глюк, открывая глаза и высвобождая свой локоть из рук околоточного, — спасибо, извините, действительно, глупо как-то…
Просто Феликс Францевич никогда еще не видел мертвого тела вот так, не приглаженного предпогребальными церемониями, не в гробу, с подорожной на лбу и свечечкой, всунутой меж заледеневших пальцев, а во всей нечистой неприглядности смерти.
— Так вы говорите, Константин Аркадьич, что видели Костика на пожаре? — спросил он, поминутно сглатывая – его еще порядком тошнило. — А после пожара, припомните, будьте добры?
— Да нет вроде… Ой, таки да, видел! Крутился он возле ворот, когда Зотиков девочек увозил, еще и мячик одна уронила, он подобрал, отдал… Неужто и его эта злодейка порешила? Ведь тоже мальчик еще совсем, не старше ее младшего пасынка был!
— А разве к тому времени карета в город еще не уехала? — спросил Глюк.
— Какая карета? — не сразу понял околоточный надзиратель, потом сообразил: — Ах, да, медицинская!.. Уехала… — добавил он упавшим голосом, и, зловещим шепотом: — Так не Новикова, выходит, злодейка?
— Выходит, не она, — согласился Глюк. — Вы вот что, Константин Аркадьевич, вы идите, скажите этим, что из города, про Костика, а я, пожалуй, пойду. Я все равно им не нужен, и не знаю ничего, чего бы вы не знали. А то еще начнут расспрашивать, допрашивать, показания снимать…
— Да уж, конечно, — покладисто произнес Константин Аркадьевич. — Пожалуй, что вы со мною были, я им и говорить не буду. Вы тут, вкруг дома обойдите, там Прыщ вас выпустит. А я к ним через дом пройду, чуть погодя. Вот ведь неприятность какая!.. — и он снова достал платок и принялся вытирать красную толстую шею.
…Вишь, как развернулось – только-только Жуковский высказал подозрения насчет Костика и госпожи Новиковой (да и он, Глюк, тоже помещицу подозревал, что греха таить!), а мальчик мертв, и помещица убить его не могла. Но зато и подозреваемых стало куда меньше – понятно, что никто из задержанных полицией, и, пожалуй, никто из гостей поджигателем не был.