«Закрой сердце на замок, а ключ просто выброси, чтобы никто никогда не сумел открыть его и надругаться над твоими чувствами». Эшли часто говорил эту фразу матери, но она все равно не могла изменить свою натуру, по-прежнему летела к людям, как мотылек на свет и не могла относиться к ним настороженно. Её доверчивость граничила с дуростью. Шанталь и сама это понимала, но даже на своих ошибках учиться не желала; верила, что однажды и на её улице случится праздник.
Эшли тяжело вздыхал, первое время раздражался, а потом смирился с этим специфическим качеством личности его самой близкой родственницы, перестал обращать внимание, и при необходимости просто превращался в жилетку, в которую можно выплакаться. На самом деле, он пропускал все жалобы Шанталь мимо ушей, никак не реагировал на ее риторические вопросы. Мать не обижалась, она понимала, что сыну слушать о её любовных переживаниях не очень-то интересно, но больше поделиться она не могла ни с кем. Подруг она так за всю свою жизнь и не завела. Да и надежнее было откровенничать с сыном. Она знала, что он станет могилой её секретов и, в отличие от подружек, улыбающихся в глаза и осуждающих за спиной, не станет полировать кости до зеркального блеска. Просто молча выслушает, и от этого будет легче на душе. Все лучше, чем неизменно держать в себе.
Такая расстановка сил устраивала обоих.
Глава 2. Неприятно познакомиться.
Дитрих ненавидел ранние пробуждения. Будь его воля, он поднимался бы не раньше полудня, а потом... Потом все равно ничего не делал. Лень родилась раньше него, а главным девизом жизни было: «И пусть весь мир подождет». Ланца мир не ждал, но он не рефлексировал по этому поводу, потому как вообще не имел привычки зацикливаться на чем-то одном. В его жизни не было ничего постоянного, все преходяще-уходящее.
Будильник прозвонил еще минут двадцать назад, а Дитрих так и не удосужился подняться с кровати. Лота уже два раза кричала, что пора вставать, иначе она за себя не отвечает. Пришлось подниматься. На автомате он ткнулся в дверь, где вчера обнаружил душевую комнату, включил теплую воду и встал под струи воды. Закрыв глаза, вновь принялся погружаться в состояние блаженной дремы.
Кое-как стряхнув с себя сонное оцепенение, он посмотрел на себя в зеркало. И остался недоволен увиденным. Почти до самого утра он читал какой-то новомодный роман об интернет-деятелях через ридер, и теперь глаза «спасибо» ему за это издевательство не говорили. На белках проглядывала капиллярная сетка, и в целом, лицо выглядело помятым. Дитрих закатил глаза. Почему-то всем его сверстникам в этом плане везло, а он был козлом отпущения. Многие могли сутки напролет сидеть в сети, посасывая из горлышка бутылки пиво. А утром прийти на занятие бодрыми и свежими. Дитриху нужно было строго соблюдать режим, иначе внешность начинала выкидывать фортели. Под глазами появлялась синева, и сам он походил на привидение, а не на нормального старшеклассника.