Нас давно интересовало, как добывается мед, – и кто лучше Василия мог утолить наше любопытство?
С каждой неделей таяла надежда на возвращение друзей, и все озабоченнее становились взгляды Олега, Весела и даже старика-Пелгусия. День за днем по-прежнему заполнялся работой, ничто, вроде, не мешало строгому распорядку строительства и укреплению Новгорода, но во взглядах даже простых людей все явственнее читался немой вопрос: как же так?
Вера в Рюрика не пропала – он был здесь, рядом и неустанным трудом не давал никому расслабиться и усомниться в своей правоте и силе, но насколько сильнее и всемогуще была бы людская вера с присутствием в Новгороде варяжской дружины.
Василий в последние дни был ближе к князю, чем остальные русичи, и, несомненно, чувствовал и озабоченность сородичей, и растущую внутреннюю тревогу Рюрика.
Впервые заснежило, и хотя снег таял, едва коснувшись неостывшей земли, холодок отчуждения поселился в некоторых сомневающихся душах, еще вчера искренне веривших в собственную решимость умереть или помочь новому князю прекратить кровавую вражду.
Именно в этот переломный момент Василий и предложил Рюрику и мне отправиться в лес и осмотреть борть, обнаруженную им несколько дней назад сравнительно недалеко от крепостных стен. В полдень, взяв с собой двух дружинников и опытную собаку, с которой Василий так и не смог разлучиться, мы покинули почти отстроенный город и по протоптанной стежке двинулись в сторону чернеющего невдалеке леса. Чем ближе мы приближались к нему, тем беспокойнее вела себя собака, то порываясь броситься в лес, то путаясь под ногами у Василия, сбивая того с размеренного шага.
– Соскучился по настоящей волюшке, – объяснил Василий и на ходу нагнулся, чтобы ласково потрепать собаку за ухо. В этот момент из леса и вылетела стрела, целившая в Рюрика. Легким пританцовывающим движением варяг уклонился от нее в сторону, чего не смог сделать шедший следом дружинник, рухнувший мне под ноги с пробитым горлом. Собака, заливаясь лаем, рванулась в лес, и мы, рассыпавшись, бросились следом. Выстрелов больше не было. Где-то впереди мелькал силуэт врага, то скрывающийся в зелени чащи, то появлявшийся между стволов деревьев. Вскоре лай собаки сменился жалобным повизгиванием, и мы чуть не споткнулись о ее конвульсирующее, окровавленное тело. Но животное выполнило свой долг – на мокрой листве и примятых папоротниках аллели следы свежей крови. С удвоенной яростью, не таясь, мы бросились вперед, и поплатились за безрассудство. Раздался зловещий щелчок, и огромная стрела, по толщине похожая на дротик, пригвоздила второго дружинника к стволу вековой сосны.