А пока Пермя пытался закончить свою речь.
— Женщина создана, как известно, для любви, — говорил он мерным ровным голосом, заставляя лошадь Заразу прислушиваться, отчего она шевелила ушами и не предпринимала никаких попыток сбросить седока. — Также известно, что от любви до ненависти всего один шаг. Стоит перевернуть монету, где "орел" — это любовь, обнаруживаем "решку" — ненависть. Мужчина, например, проходит это шаг поэтапно. Не свойственно ему женщин ненавидеть, поэтому ненависть у него может возникнуть только по отношению к другим мужчинам. А вот женщина может испытывать ненависть к любому существу, причем, зачастую, молниеносно. Любила, положим, дворовую собачку, за ушами чесала, косточки выносила, а та от избытка ответных чувств платье любимое на ней зубами изорвала. "Повесить псину!" Причем выполняет это, как правило, мужчина. Висит собачка и думает: "Да, напрасно я с женщиной связалась! Уж лучше с мужиком каким на охоту или рыбалку ходить. Можно, конечно, по морде получить, но при этом и жить, и есть, и нос в табаке". Хотя собачка уже ничего не думает, не в обычаях у висельников о чем-то рассуждать. Висит, несчастная, в зарослях лопухов — и ей не до сук.
Если женщина не может поступать иначе, как сама себе напридумывала, то это полбеды. Вот если она заставляет подчиняться своим решениям других, не считаясь ни с кем, кроме себя, праведной, то и выходит из нее первостатейная "сука".
Только любовь способна ей еще чем-то помочь. Да только суки не умеют любить, изображать чувство — да, но и только. Самые страшные палачи — это женщины. Самые ужасные враги — это тоже женщины. Быть женщиной вообще опасно. Позволить злобе завладеть собой легко, вот сложно вовремя эту злобу в себе задавить.
Вы видели, куда может привести дорога ненависти: в Навь. Бегают там суки, грызут всех, и себе подобных в том числе. Ищут выход своей былой земной ненависти. Вот и нашли, когда Золотая Баба навьим словом викингов прокляла. Даже Вий понимает, что не место им в Яви. Выход на "кормежку" тоже надо как-то заслужить.
— И что — это мы со всеми навьими суками бились? — спросил несколько потрясенный услышанным Мишка. Илейко вообще молчал, словно пришибленный.
— Если бы так, то мы и прочие люди запросто рядом с той собачкой на веревках бы болтались, — вздохнул Пермя. — А вообще-то предлагаю сделать привал до следующего утра.
— Ага, — ответил лив. — Как только, так сразу.
Три женщины смеялись так заразительно, что троим мужчинам не удалось сохранить всю свою серьезность. Вроде бы повода для веселья не было никакого, но и печалиться тоже было незачем: они все-таки дошли до источника Урд, весело журчащего по замшелым камням мимо огромного дерева неизвестной породы. Ручей звонко плескался, даже в пасмурный день оставаясь насыщенным светом, какой бывает только от преломленных солнечных лучей. Так и хотелось его назвать Hurtti (в переводе "задорный", примечание автора), что было бы вполне справедливым настроением, им создаваемым.