Леший и к людям выйти может. Оценить, так сказать, обстановку. Если, конечно нет у лесных путников с собою черных петухов, собак с пятнами над глазами и трехцветных кошек. Чего-то смущают его такие твари. Но не очень часто по лесам гуляют люди с петухами, да еще и черными, наперевес. А кошку с собой в лес можно взять только мертвую. Только какой от нее прок, от мертвой-то? Собаки же, "двуглазые" в деревнях наперечет. Их берегут, называют "Кучумами" (знаменитая лайка Дерсу Узала, примечание автора) и просто так в лес не таскают. Только по делу, только на охоту. Они в ней преуспевают, потому как Хийси их уважает.
Зато лошадь очень даже помогает определить, леший вышел навстречу, или просто бандит и разбойник. Посмотрел на пришельца через правое ухо коня, для чего вовсе необязательно это ухо у него отрывать — и все ясно. Лихой человек прибить попытается, вполне возможно, что и до смерти, а Хийси — просто явит себя во всей красе: неряшливо одетый и, словно бы, иссини выбрит при полном попустительстве в бороде и усах. Просто кожа у него отдает нездоровой для человеческого восприятия синевой. А дело-то в том, что кровь у лешего — синяя! Голубая — только у слэйвинских высокоблагородий.
Не любит он, когда овец при нем поминают: "овечья морда, овечья шерсть". Сразу же обижается, надует губы и сгинет в лесу, не потревожив ни одного листика. Только издалека донесется ветром крик: "А, догадался!" И, поди, разбери, что больше в этих словах — горя, либо досады.
Хийси протянул Илейко руку:
— Не сердись, добрый человек. Не имею к тебе зла. Можно с тобой идти?
Лив, очень удивившись, ответил рукопожатием и добавил, чуть смутившись:
— А звать-то тебя как, Хийси?
Все-таки не каждый день доводится разговаривать с существом, запрещаемым нынешней церковью.
— Миша — я, — сказал леший. — Мишка Торопанишка.
Стрела впилась в ствол ближайшей сосны и расщепилась от удара. Стреляли не очень умело, но с предостаточной силой. В овражке, промытом весенними ручьями к озерцу, стояла лошадь и обеспокоенно оглядывалась на людей. Она чувствовала угрозу для себя и своих компаньонов, оттого и тревожилась.
— Тихо, тихо, Зараза, — сказал ей Илейко. — Здесь им нас не достать.
— Огонь пустят, либо начнут камнями бить навесом, — возразил второй человек, неаккуратно одетый, да, к тому же, чья кожа отливала синевой.
— Вот, блин, Миша, — тряхнул волосами лив. — Как же тебя угораздило свалиться на нашу голову?
— Да я и уйти могу, — ответил Хийси, не делая, впрочем, никаких попыток подняться на ноги, или хотя бы уползти.