— Вы знаете... я полечу завтра. Я не боюсь.
Но Берни не склонен восхищаться.
— Разумеется. Завтра будем отрабатывать повороты.
И Пишон понимает тогда еще кое-что: «Они не казались очень взволнованными, не было громких фраз, но...»
— Несчастный случай на работе. Все, — отвечает Берни.
* * *
Берни быстро пьянеет.
Его одноместный истребитель тянет, как зверь. Земля внизу безобразна: слишком хорошо видна она, потертая, с бесчисленными заплатами, точь-в-точь лоскутное одеяло.
Высота — четыре тысячи триста. Берни один. Сверху ему виден мир, расчерченный, как атлас Европы. Желтые хлебные и красные клеверные поля — гордость людей, предмет их забот — враждебно лезут друг на друга. Десять веков борьбы, зависти, судебных тяжб установили строгие границы: счастье людей тщательно нарезано и отмерено.
Берни переполняется собственной силой.
Он набирает скорость, выжимает полный газ, затем тихонько тянет на себя рукоятку. Горизонт опрокидывается, земля схлынувшей волной уходит назад, самолет рвется в небо. В высшей точке параболы он опрокидывается навзничь и застывает животом кверху, будто мертвая рыба на поверхности воды.
Летчик, утонувший в пучине неба, видит землю над собой, она вытягивается во все стороны гигантским пляжем, потом всей тяжестью падает ему на лицо. Он выключает мотор. Земля, головокружительная, застывает неподвижно, как стенка. Самолет входит в пике. Берни чуть-чуть приподнимает нос машины, пока вновь не находит спокойное озеро горизонта.
Виражи вдавливают его в сиденье, «свечи» высасывают у него внутренности, ему кажется: он — пузырь, готовый лопнуть. Волна скорости то утаскивает горизонт, то возвращает его на место, послушный мотор рычит, успокаивается, начинает снова. Сухой треск: левое крыло! Летчик, захваченный врасплох, чувствует, как у него подножкой выбили землю: из-под крыла утекает воздух. Самолет зарывается в штопор.
В одно мгновенье его закручивает в простыню горизонта и кружит, кружит в необъятном хороводе, куда втягиваются колокольни, леса, равнины. Летчик успевает еще заметить, как мимо проносится, будто пущенная пращой, белая вилла...
И земля выплескивается навстречу погибшему летчику, как море навстречу пловцу.
Перевод с французского М. Беленького