Рассказ на «палубном семинаре» о народной дипломатии Эйнджи закончила стихотворной строчкой: «Давай не оглядывайся на других — ты будь первым!» Это ее девиз.
Как-то после вахты она показала видеофильм о легендарном среди американских «парусников» капитане Ирвине Джонсоне, плававшем по всем океанам на разных судах и обошедшем семь раз вокруг света. Помощником у него была жена, которую Ирвин выбрал из своих учеников на шхуне «Кочующая птица». Кадры фильма, снимавшегося в разные годы жизни Джонсона, показывают его феноменальную физическую подготовку и смелость. Готовясь к плаваниям, он балансировал на головокружительной высоте на балках, лазал по телеграфным столбам, как кошка, а забравшись на верхушку, подолгу стоял там на голове. Кадры запечатлели его коронный номер: он ныряет с палубы, зажав в руке шкот, и тащится за судном в воде, держась одной рукой за эту веревку, закрепленную у мачты.
И сейчас на мостике, вероятно, чтобы подбодрить, Эйнджи рассказывает очередной подвиг капитана Джонсона, а я силюсь угадать в бледном свете лампочки — верен ли курс: «Уан, зеро, зеро», как проверяет время от времени Хортон, то есть курс — 100 градусов. Шхуна рыскает по курсу.
Отполированные многими поколениями рулевых ручки штурвала с неохотой подаются влево, но зато тяжелый круг охотно раскручивается вправо. Чтобы держать верный курс, все время жму туго поддающийся штурвал в левую сторону.
В какой-то миг наступает знакомое каждому рулевому непередаваемое состояние почти полной слитности со штурвалом, со шхуной, со скрипом снастей, с хлопаньем парусины. Поймай ветер — и тугие, крутогрудые паруса легко несут шхуну вперед, птицей летит она по воде, чуть не черпая бортом пенящиеся гребни волн.
Мне кажется, хорошо счастливое состояние рулевого передают строчки из стихотворения Максимилиана Волошина «Плавание», которые я списал из дневника яхтсмена и кооператора Лени Дубровина, моего соседа по форпику:
«С кормы возвышенной, держась за руль рукой, я вижу, как пляшет палуба, как влажною парчею сверкают груды вод, а дальше сквозь переплет снастей: пустынный окоем, плеск срезанной волны, тугие скрипы мачты, журчанье под кормой и неподвижный парус...»
Но сейчас не до поэзии. Шхуна, как норовистая лошадь, то на миг застывает на гребне волны, то ухает вниз, то карабкается снова на встречную волну. Временами она совсем ложится на левый борт, вздрагивая всем корпусом под ударами волн, и тогда штурвал буквально наваливается на грудь, и тут уж не до правильного курса, а молишь бога, чтобы удержаться, на ногах и не кувыркнуться с палубы.