Дождь все сильнее и резче бьет в лицо, заливая глаза, мешая смотреть на расплывающийся циферблат компаса. Сильный порыв ветра сбивает капюшон куртки, холодные струи стекают по телу, как-то попадают в сапоги, и ты уже с покорным смирением сносишь издевательства природы, махнув на все рукой, лишь до боли в глазах всматриваешься в качающийся компас, стараясь не сбиться с курса.
После такой вахты, как ни странно, не сразу и засыпаешь под влажноватым одеялом. Вначале чертова круговерть впечатлений в голове, потом начинаешь приспосабливаться к качке, которая в носовой каюте чувствительна до невозможности. У тебя под щекой по железному корпусу стекает, булькая и журча, вода. Кажется, что идет вселенская стирка. Когда нос шхуны взлетает на волну, ноги задираются вверх, а голова упирается в переборку. Нужно изо всех сил держаться на руках, чтобы не разбить голову. Несмотря на. все эти экзотические позы, усталость берет свое. В полудреме кажется, что ты не в койке, а брошен в пучину вод в утлой лодчонке, которую волны швыряют как хотят. В первое время организм сдавал, дурнота подступала к горлу, и приходилось опрометью кидаться на палубу, переламываться через леера. Какие тут правила безопасности и страховки, когда судорога сводит все нутро и мышцы живота прижимаются к позвоночнику!
Но главный закон моря, как, впрочем, и жизни,— терпение. Как говорят морские волки: «День-два — и прикачаешься». Оказывается, эта весьма ощутимая качка была вестником настоящей беды: мы попали в циклон.
Общая тревога по судну, как всегда это и бывает, застала нас врасплох, впрочем, как и сам шторм. На нижней палубе бросало на стенки, и на голову сыпались с коек, как из рога изобилия, самые неожиданные предметы вроде сигарет, книг, монет и целого ассортимента принадлежностей для бритья. По неопытности я напялил поверх ватных штанов еще «непромоканец», поэтому, еле выбравшись по железной лесенке на уходящую из-под ног верхнюю палубу, особого геройства проявить не мог. Оценив с одного взгляда мои тяжелые доспехи, Хортон обронил единственное слово:
— Держись!
Оглянувшись, я не узнал океана, который еще день или два назад являл собой безмятежно-синюю поверхность, где с барашков волн взлетали ласточками стаи летучих рыб, спасаясь от прожорливых преследователей. Теперь вода кипела вровень с бортами.
На палубе был полный аврал. Все крепили шлюпки, копошились с концами, протягивая их для безопасности вдоль бортов и прищелкиваясь к ним карабинами.
Капитан Ниле, встав вместо рулевого на мостике, с безумной скоростью крутил штурвал,— менял курс шхуны, выполняя какие-то непонятные маневры.