Историки утверждают, что шкуры, которые украл Уокер и которые норамбегские индейцы накопили, вероятно, для продажи французам, в действительности были шкурами американского лося, но такой вывод не оправдан ввиду их размера — «восемнадцать квадратных футов». Если растянуть шкуру даже самого крупного американского оленя, она не превысит пятнадцати квадратных футов...
Весь XVI век индейцы продавали шкуры и выменивали нужный им товар. В результате погибла большая часть бизонов, которые некогда водились между долиной реки Гудзон и морем. Одновременно прекратило существование и стадо, жившее к востоку от Аппалачских гор. Для аборигенов на востоке Америки шкуры бизонов оказались тем же, чем позднее стали шкурки бобров для племен, живших дальше на западе,— средством для приобретения ружей, металлических изделий, безделушек и выпивки. Великолепные черные дикие быки восточных лесов, которые почти не страдали от рук людей, действовавших примитивным оружием, падали как подкошенные под пулями тех же охотников, теперь уже вооруженных мушкетами.
В течение первых десятилетий нового, XVII века стада восточных бизонов еще существовали, но только вдали от побережья. В 1612 году сэр Сэмьюэл Арголл проплыл примерно 200 миль вверх по реке Потомак и приблизился к нынешней южной Пенсильвании, где, писал он, «двигаясь в глубь местности, я обнаружил большое количество животных, которые были величиной с корову, и мои проводники-индейцы убили двух. Они оказались очень вкусными, и их легко убить, поскольку они тяжелые, медлительные и не такие дикие, как другие животные в этом заброшенном краю». Ему следовало дописать: «Их легко убить огнестрельным оружием».
Слишком легко. О появлении бизонов на Потомаке после 1624 года сведений больше нет. В 1650 году Пьер Буше сообщал: «Что касается животных, именуемых бизонами, то их теперь можно встретить только примерно в четырехстах или пятистах милях к западу или северу от Квебека».
К западу от гряды Аппалачских гор они продолжали водиться до последних лет XVII века, когда через перевалы хлынула волна европейцев, следуя по тропам, пробитым самими бизонами. Во главе этого нашествия шел Даниел Бун, который с восторгом рассказывал о соляных копях, где «бизоньи тропы сходились со всех сторон и глубоко впечатались в землю, подобно улицам большого города».
Эти «отважные пионеры», как их часто называют в книгах по истории, были не столько поселенцами, сколько бродячими опустошителями, чьи взоры были обращены не на землю, а главным образом на пушнину. Они быстро продвигались на запад, варварски уничтожая всю живность, что встречалась им на пути. К 1720 году из всех восточных бизонов уцелели лишь несколько мелких стад, которые просто не заметили и обошли в темных ущельях Камберленда и Аллеганских гор. К 1790 году согласно докладу Зоологического общества Нью-Йорка число бизонов, скрывавшихся среди Аллеганских гор, сократилось до одного стада, насчитывающего 300—400 голов.