Перед рассветом нас принимает на борт длинная добротная посудина с подвесным мотором. Уверенность в благополучном исходе экспедиции крепнет, хотя знаю, что несчастные случаи на море нередки, особенно когда налетают нежданные шквалы. Нас на борту трое. Староста рассказывает, что главная опасность поджидает ловцов не в лодке, а когда они уходят на промысел.
— Что, акулы?
— Нет, с акулами просто. От отцов и дедов знаем их повадки. Главное — несчастные случаи: стоит закрутиться вот этому воздушному шлангу, и — конец. Если ловец не задохнется, то у него лопаются кровеносные сосуды в глазах. Да и простая царапинка от коралла долго не заживает...
Пока лодка режет предрассветную тьму, освещая путь хилым огоньком керосинового фонаря, староста рассказывает.
Ребятишки племени чао лей не посещают обычную школу. Едва они начинают ходить, старшие в роду обучают их навыкам жизни на море. Кладезь знаний, накопленных веками, секреты наследственной профессии передаются от отца к сыну. Каждый чао лей может на глазах у туристов неожиданно свеситься за борт и поймать голыми руками рыбину или точно сказать, где сегодня можно рассчитывать на улов, или отогнать и победить в поединке акулу. Чао лей подробно обследовали обширные участки морского дна, характеры его обитателей. Эти люди — искусные мореходы и рыбаки, но прежде всего — замечательные ловцы жемчуга, раковин, лангустов, украшающих столы лучших тайских и зарубежных ресторанов.
Горизонт розовеет, из-за далеких гор выплывает огромный золотой шар. Первые солнечные лучи прогоняют сонливость, а вместе с ней гаснет и наша беседа. Теперь не до рассказов, мы у цели — маленького, затерявшегося в море островка. Дно хорошо освещено, и можно начинать промысел. Господин Сири запускает чихающий двигатель, проверяя работу компрессора. Его сын опоясывается веревкой с тяжелыми камнями, закрепляет маску на лице. Все в порядке, можно уходить под воду. Слышится негромкий всплеск, и резиновый шланг, словно бесконечно длинная морская змея, скользит в глубину. Не запутался бы, не свернулся, повторяю я про себя, как молитву. На море надолго воцаряется спокойствие, словно не было человека, исчезнувшего в пучине.
Сири чутко следит за пульсом работающего двигателя, за направлением движения шланга. По нему он видит — сын благополучно добрался до цели и начал промысел. Теперь, считает Сири, можно снова поговорить...
— А вы напишете о племени чао лей? В чем только не обвиняют нас там, на берегу,— начинает он, следя за резиновым шлангом.— Мы и бездельники, и безответственные, не такие, как остальные тайцы. Если есть у нас пища на сегодня, то мы, мол, не выходим на промысел, не думаем о завтрашнем дне. А как и где, спрашиваю я, хранить пойманную рыбу? В деревне нет холодильных камер и даже простых холодильников. Выбросить рыбу на свалку, если перекупщик не берет наш товар? Говорят, чао лей беззаботны, как дети. И в свидетельство тому приводят отсутствие в нашем языке таких слов, как «опасность», «проблема». Но ведь опасности и проблемы — наша жизнь.