Позднее власти официально признали, что после победы Вьетконга в лагерях оказались 200 000 человек, но иностранные источники считают, что в четыре раза больше.
Теперь эти репрессии на Юго-Востоке Азии в основном в прошлом. Их жертв спасла общая либерализация вьетнамской экономики — нужда в рабочих-невольниках отпала с возвращением элементов свободного рынка. Сегодня на всем крупнейшем континенте мира остался только один маленький «заповедник», где их нет и в зародыше. А потому сохраняется и насущная система лагерей — в классическом, первозданном виде. В XXI веке в Северной Корее существует разветвленная система так называемых заводов-тюрем, где работают только заключенные. Низшая ее ступень — это трудовые исправительные центры, где содержится от 100 до 200 человек «антиобщественных личностей», или тунеядцев. Такие центры есть почти в каждом городе. Заключение там длится от трех месяцев до года — естественно, без всяких приговоров. Вторая ступень — собственно лагеря принудительных работ. Их в
КНДР
12 — от 500 до 2500 человек в каждом. Большинство узников — осужденные за уголовные преступления. Политических здесь мало, да и то в основном это просто люди, которые пытались уйти за границу.
А самые жестокие порядки царят в зонах особого режима — в труднодоступных горах на севере. Там и содержится основная масса врагов режима. Числом их тоже 12, но в каждую входит по нескольку лагерей. В общей сложности население этого тюремного королевства составляет 150 000—200 000 заключенных, то есть около 1% всех северокорейцев. Лагерная столица КНДР — Йодок с его 50 000 «жителей».
Из рассказов немногих выбравшихся оттуда вырисовывается довольно мрачная картина: колючая проволока со сторожевыми собаками и охраной, стреляющей без предупреждения, минные поля по периметру, чрезвычайно скудное питание даже по меркам страны, где голод — норма жизни. Порой приходится питаться и травой, и лягушками, и крысами, и земляными червями. Добавьте к этому полную изоляцию от внешнего мира и 12 часов ежедневной работы в шахтах, карьерах, на прокладке каналов и лесоповале. Остающееся свободное время посвящается курсам «политического воспитания»…
Так что пусть эпоха принудительно-воспитательного труда и отходит в прошлое, пусть сохранность в нескольких экзотических оазисах смотрится геополитическим недоразумением. Пусть трудно представить себе сегодня экономику, которая бы зависела, на манер строительства египетских пирамид, от усилий тысяч безгласных заключенных. Но, как известно, войну нельзя считать оконченной, пока не похоронен последний солдат.