В толковом словаре русского языка найдется не так много слов, объединяющих в себе больше понятий, чем лагерь. В самом деле, ведь между лагерем, к примеру, пионерским или скаутским и лагерем трудовым или, не дай Бог, концентрационным — дистанция огромного размера. Невозможно и представить себе какую-либо идею, их объединяющую. Или все же возможно? На этот счет высказывается известный российский писатель Дмитрий Быков.
Слово «лагерь» по-немецки означает стоянку, основу, опору, ложе, подшипник, дно и придонный слой, по-английски — пиво, полученное методом низового брожения, а по-французски такого слова нет, есть la guerre, «ля гер» — она же война. А ля гер ком а ля гер. Лагерь как лагерь, поскольку слово это в словаре Даля и иных означает именно стоянку войск, если не считать диалектизма «лягирь», когда-то распространенного на юге России, но ныне совершенно исчезнувшего: он обозначал «опивки, подонки, гущу на дне». Такой примерно ореол смыслов: война, опора, пиво, дно, подонки.
А уж Советский Союз любил самым невинным словам придавать зловещие коннотации. Так как-то получалось само, что самые невинные слова тут вдруг становились обозначениями чего-то ужасного, запретного, непроизносимого вслух. Скажем, «зона»: не более чем четко ограниченный участок, иногда даже с положительными коннотациями — скажем, «зона отдыха». Приятное зеленое место. Но в советском и даже постсоветском словаре зона — это в первую очередь место отбытия наказания, а также особая субкультура, формирующаяся в местах не столь отдаленных: см. сериал «Зона», с огромным успехом прошедший на НТВ. Даже Зона в «Сталкере» Стругацких, обнесенная колючкой и полная чудовищ, прочитывалась в этом контексте — бритый сталкер в ватнике отлично вписывался в этот ряд, да и другие персонажи с кличками «писатель», «профессор», типично зэковскими, усиливали общее впечатление тюремности, недобровольности, предопределенности происходящего, хотя Сталкеру только в Зоне и хорошо. Это ему на воле невыносимо.
Со словом «лагерь» тоже вышло странно: поначалу оно имело у нас самую радужную окраску. Позаимствовано было, само собой, у скаутов, детской военизированной организации, созданной полковником Баден-Пауэллом. Эта организация главной своей задачей считала изучение и защиту дикой природы, а потому размещаться в лесу лагерем (camp) было для нее милым делом. Палатки, полное самообслуживание, легкий подростковый экстрим вроде форсирования горной речки... Скоро, однако, лагеря в молодой советской республике стали не только пионерскими (так придумал назвать детскую организацию скульптор и педагог Иннокентий Жуков), но и исправительно-трудовыми. Недолго просуществовав «без названия» в 1919 году, система исправительно-трудовых лагерей была декретирована Положением от 1930 года и до самого пятьдесят шестого именовалась ГУЛАГ. Словосочетание «Архипелаг ГУЛАГ», придуманное Солженицыным, хотя, возможно, приходившее в голову многим из переживших «перековку», вошло во все языки мира.