От шока и напряжения старый чех потерял сознание, а когда его привели в чувство, молча подписал навязанный ему документ. Условия Мюнхена о неприкосновенности урезанных границ Чехословакии, точнее, теперь уже Чехии и Словакии, были формально соблюдены. Никакой оккупации вроде бы и не произошло.
Чешская травма
Когда в полдень 30 сентября 1938 года чехи узнали, что правительство приняло Мюнхенское соглашение, они без преувеличения были потрясены. Бессильный гнев, ощущение предательства испытывали тогда практически все. Разочарование в западных союзниках, ярость против политических верхов самой Чехословакии, не способных ни к чему, кроме капитуляций, конечно, особенно всколыхнулись в офицерской среде. «Я пишу в таком истерзанном душевном состоянии, в каком не был никогда в жизни. То плачу, то впадаю в неистовство. Совсем не хочется жить», — писал, к примеру, подполковник Йозеф Машин жене 1 октября 1938-го, и таких переживаний в архивах сохранилось множество. На потрясение, произведенное мюнхенским кризисом, общество реагировало отклонением от демократических принципов и замыканием в себе. Вновь оживал образ хотя и малой, но все же единой и внутренне сильной нации. Это дало возможность чешским правым взять управление урезанным государством в свои руки. Например, только под влиянием мюнхенского соглашения генерал Войтех Лужа мог написать: «В современном понимании мировых событий укрепление панъевропеизма, интернационализма, пацифизма, гуманности и стремительного, не отвечающего эволюции и уровню нации социализма и демократии является специфическим символом нации декадентской, постаревшей… трусливой в личном отношении, без смелости и воли к борьбе, без желания проливать кровь». Поэтому он советовал, чтобы армия, следуя немецкому образцу, воспитывала молодежь подлинно патриотичной, способной защищать свою родину без того, чтобы она одновременно вела «борьбу за демократию, пацифизм, гуманность и социальный прогресс». При этом генерал Лужа был убежденный демократ, безоговорочный сторонник президента Бенеша, позднее — видный представитель Сопротивления, который погиб летом 1944-го в перестрелке с протекторатными жандармами. Оккупация и потеря национальной свободы в марте 1939-го стала для чешского общества новой травмой, которая изменила и восприятие Мюнхена. Оба события — капитуляция в сентябре 1938-го и оккупация в марте 1939-го сливались в единое действие, подтверждающее извечную экспансивную политику Германии. Освобождение в 1945 году воспринималось чешским обществом в первую очередь как окончание того крестного пути, который оно было вынуждено пройти с марта 1938-го. По-своему это было уже новое общество, которое старалось позабыть о годах, прожитых в оккупации, и смотреть прежде всего в будущее. Сделать это заключение дают возможность хотя бы результаты опроса общественного мнения в декабре 1946 года. На вопрос, какой из периодов чешской истории вы считаете наилучшим, 16% опрошенных назвали настоящее время и только 8% упомянули первую республику, то есть период, окончившийся мюнхенской трагедией.