Снегирев — очень зоркий писатель. Он обладает тайной свежего, почти юношеского восприятия жизни. От него не ускользает ни одна поэтическая черта из жизни природы, из жизни тайги, зверей, птиц и растений. Поэтому рассказы Снегирева, написанные бывалым, добрым и простым человеком, заключают в себе много знаний и наблюдений — всегда новых и подлинных, — иными словами, они познавательны в самом широком значении этого слова.
По существу, многие рассказы Снегирева ближе к поэзии, чем к прозе, — к поэзии чистой, лаконичной и заражающей читателя любовью к родной стране и природе во всех ее проявлениях, и малых и больших.
Совершенно реальные и точные вещи в рассказах Снегирева порой воспринимаются как сказка, а сам Снегирев как проводник по чудесной стране, имя которой — Россия.
Рассказы эти, безусловно, вызовут среди наших натуралистов, истинных друзей животных, радостное волнение. А если бы звери — и олени, и медведи, и песцы, и тюлени — понимали бы человеческий язык, то появление этой книги было бы большим праздником для всех животных, уничтожаемых жестоко и порой бессмысленно, — столько в книге нежной любви к этим зверям, заботы о них, необыкновенно тонкого понимания и знания всей их нерадостной жизни.
Книги, одаряя нас знанием и любовью к природе, учат относиться к ней как к живому, близкому нам существу, побуждают нас негодующе остановить людей, уничтожающих последних прекрасных и беспомощных обитателей Земли.
Судя по многим данным, сейчас как раз эта тема должна занять очень большое место в нашей литературе, в наших журналах. Все мы читали и знаем великолепные очерки в защиту природы, талантливейший очерк Юрия Казакова о Соловках, рассказы Льва Кривенко и Юрия Куранова.
Я думаю, что особенно не нужно даже призывать людей к тому, чтобы они писали об этом, — о природе, и о нашей Родине, и обо всех ее уголках, — особенно призывать не нужно, потому что люди сами начнут писать, потому что тема защиты природы является сейчас уже, я бы сказал, государственной необходимостью.
Константин Паустовский
Арал
Я слыхал, в Аральском море так много рыбы, что если сапог бросить на дно, а потом вытащить — бычков набьется полный сапог.
Поезд мчится в пустыне. И справа барханы и слева. Растут на барханах бурые колючки и большие, как зонтики, и круглые, как плюшевые подушки, шевелятся на ветру, ползут...
Это не колючки, а верблюжьи горбы. Стадо верблюдов пасется. Зимой отощали, верхушки горбов свесились набок и покачиваются. Пустыня бурая, и шерсть верблюжья бурая, и саксаул издалека бурый.