«Девушка из буржуазной, католической семьи... Играть на всех струнах... Не хватает человеческого материала... В налете на виллу Толедо участвовал один цветной... Неужели вы не можете поставить сцену насилия... Вы имеете полное право, это соответствует действительности». Он всегда слышал чужие голоса, когда предстояло раскусить орешек нового фильма.
— Расскажи мне что-нибудь,— сказала Виола.— А я попытаюсь заснуть.
— О чем рассказать?
— Что-нибудь о себе. Откуда ты, где рос, ну что-нибудь.
— Я вырос в предместье большого города, жил в доме рядом с кинотеатром, хозяином которого был отец моего школьного товарища. И пересмотрел все фильмы, тайком даже те, что для нас не предназначались. Больше всего мне запомнился первый цветной фильм, в середине тридцатых годов. Там один белый без всякой причины убил индейца. Убил и продолжал еще стрелять в него, мертвого уже — это меня ужасно возмутило. Я почти в деталях могу описать тебе эту сцену, а ведь прошло почти сорок лет. Наверняка этот фильм не был произведением искусства, но я понял раз и навсегда, каким может быть воздействие кино... Тебе правда интересно?
— Еще бы!
— После войны меня обуревали великие планы, и они осуществились. Я стал ассистентом режиссера и помогал создавать фильмы о больших людях. О рабочих лидерах, между прочим, которые пытались предотвратить приход к власти нацистов. Это были ленты о больших, интересных людях! Длилось это недолго... Затем приходилось снимать всякую дребедень, пусть и ультрасовременную, и герои у меня все больше попадались из отбросов общества: гангстеры, продажные женщины, фальшивомонетчики. Он умолк.
— Рассказывай, Лутц. Не так часто приходится встречаться с людьми, для которых деньги не застят белого света.
— Кстати, киношники сами по себе лучше, чем их репутация. «Деньги уходят, а позор остается»,— говорят у нас. Вообще, каждый делает что-то не ради одних денег... И делают это, наверное, чтобы убедиться, живы они еще или нет.
— Ты себе хорошо представляешь, чем вы тут рискуете? Вам полицию обмануть не удастся. Я уверена, за вами следят и лишь ждут момента, когда вы установите контакт с некоторыми людьми. Завтра...
— Завтра мы едем в Сакапу, в бывший повстанческий район,— сказал он.
Она не ответила, взяла с тумбочки сигареты.
— Лутц, возьми меня с собой!
Он дал ей прикурить. В такси Роблеса места хватит, но нельзя же увозить Фишера от Ундины, а самому...
— Зачем тебе туда? В Сакапе ужасно жарко.
— Сакапа. Кому нужна Сакапа! Возьми меня в Германию, когда вы отсюда уедете...— Голос ее дрогнул.