Кроме Мереме, Динтоде, женщин и детей, на шкурах лежал здоровенный красивый парень, одетый по-русски: меховые летные брюки, унты, клетчатая рубашка. Я узнал Афанасия Рудинского — председателя нашего колхоза. Мы пожали друг другу руки. Я сел на край шкуры поближе к огню. Лентоле быстро положила передо мной кусок мороженой оленины, хлеб, налила чаю. Хлеб, по-видимому, привез гость.
— Ну как? Нравится в бригаде? — спросил Афанасий.
— Нравится, хорошие люди, — ответил я.
— Не трудно?
— Не-ет, — я улыбнулся.
После дежурства, за чаем, жизнь казалась просто прекрасной.
Дождавшись окончания еды, Афанасий попросил у меня документы. Он был в командировке, когда меня зачислили в колхозную бригаду, и теперь внимательно, страницу за страницей читал мои направления и рекомендации.
— Вы закончили университет?
— Да.
— А теперь занимаетесь наукой? На оленях ее делаете?
Я невольно засмеялся. Это было хорошо сказано.
— Да. Хочу проверить, могу ли сам держать оленей. Или силен только в теории?..
— А где работали раньше?
— На Северной Камчатке.
— Долго?
— Три года.
— Он умеет, — сказал Мереме, наш бригадир.
— Значит, выдержал испытательный срок? Оставишь его в бригаде?
Все, кто был в чуме, посмотрели на Мереме. Я волновался, как на экзамене. Мереме несколько минут молчал, потом твердо сказал:
— Пусть работает. Я согласен.
Председатель пробыл у нас часа три, а потом стал собираться в соседнюю бригаду. Он торопился, потому что ездить по тундре становилось с каждым часом труднее. Снег таял, питая водой реки.
Мы вышли проводить Афанасия. Быстро поймали хороших ездовых оленей, помогли запрячь. Уже с хореем в руках Рудинский на минуту задержался, глядя вперед и, наверное, прикидывая в уме, каким путем ехать. Пурга кончилась, хотя ветер еще не стих. Небо быстро расчищалось, и уже там и тут вытаивала голубизна. Пелена пурги уходила к югу, и на десятки километров вокруг открывалась тундра с бесчисленными озерами. Ощущение можно было сравнить только с тем, которое испытываешь, глядя на карту. Глаза невольно прослеживали знакомые извилины рек, переваливали с ручья на ручей, от холма к холму. Солнце стояло довольно высоко над горизонтом. Было ослепительно светло.
— Во-он, видишь гору? — показал мне Афанасий. — Она отсюда километрах в семидесяти. Туда ваша дорога, на север.
— Если пурги больше не будет, быстро пойдем вперед, — добавил Мереме.
С того времени мы начали кочевать — аргишить почти ежедневно. Иногда мы останавливались лишь для того, чтобы поспать. Мереме говорил, что, если бы не дети, не стоило бы и чумы ставить. На стоянках мы развязывали немногие из тридцати грузовых нарт с одеждой и продуктами, которые везли с собой.