Она запнулась, видя, что Язон не разделяет ее ликования.
— Простите. Я забыла, что вы не пиррянин. Вам не совсем понятно, о чем речь?
Он не успел ответить, как включилась система оповещения и чей-то голос позвал Мету.
— Переход на новую программу, — сказала она. — Идемте со мной на мостик, я займусь уравнениями, а заодно поговорим. Я ведь, кроме Пирра, почти нигде не бывала, у меня к вам тысяча вопросов.
На мостике Мета сменила вахтенного офицера и принялась готовить данные для ОХР — особого ходового режима. Странно было видеть среди электронной аппаратуры ее плотную, но гибкую фигурку в облегающем скафандре.
— Мета, а вы не молоды, чтобы водить межзвездный корабль?
— Я? — Она призадумалась.— Скоро три года, как я вожу корабль, а мне почти двадцать. Это мало для космонавта?
Язон открыл рот — и рассмеялся.
— Должно быть, все зависит от того, с какой ты планеты. Но на Пирре вы, наверно, уже в старушках ходите.
— Вы, конечно, шутите, — сказала Мета. — Я видела старушек на некоторых планетах. Морщинистые, с седыми волосами. У нас таких лиц не увидишь.
— Я не это хотел сказать. — Язон искал нужное слово. — Не старая, конечно, а взрослая.
— У нас все взрослые. Вернее, как перестал нуждаться в присмотре, так и взрослый. Это, значит, лет с шести. Мой первый ребенок уже взрослый и второй был бы взрослым, если бы не умер. Так что уж я точно взрослая.
Мета закончила перфорировку, дождалась, когда, машина начала выдавать ленту с данными для нового курса, и опять повернулась к Язону.
— Я рада, что вы летите с нами, жаль только, что на Пирр. Расскажите о своей планете.
Язон медленно перебрал басни, которыми обычно потчевал посторонних, и все забраковал. Какой смысл врать девушке, которой решительно все равно — холоп ты или аристократ? Для нее в галактике есть только два рода людей: пирряне и все остальные. Впервые с тех пор, как Язон бежал с Поргорсторсаанда, он решил сказать правду о своем происхождении.
— Моя планета? Самый нудный медвежий угол во вселенной. Кто не был там, тот не может себе представить, что значит загнивающий аграрный мир с сословным делением, весьма довольный своим бесцветным существованием. Никаких перемен, больше того — никто их не хочет! Мой отец был фермером, и я тоже стал бы фермером, если бы послушался старших. Они даже мысли не допускали, что я могу заняться чем-то другим. А все мои мечты и желания шли вразрез с установленными порядками. Читать я научился только в пятнадцать лет, да и то по книге, которую украл в аристократической школе. Дальше так и пошло. К девятнадцати годам, когда я удрал зайцем на корабле с другой планеты, не было закона, который я не успел бы нарушить. И с каким удовольствием я их нарушал! Покинуть родную планету для меня было все равно что вырваться из тюрьмы на волю.