Первыми зимовщиками обсерватории были Бодрицкий, Бладыко, Шарова, Пройдохин».
Я прочел «священную книгу». Давлят принес «Историю станции «Ледник Федченко» и записал в ней мое имя, дату прибытия на зимовку.
Я стал ледниковцем.
Первый хлеб
— Главное — подготовиться психологически, — наставлял меня Давлят, когда вопрос о том, кому следующему печь хлеб, был решен.
— К чему? — не понял я.
— К возможным результатам. Бить, конечно, не станут, — поспешил он успокоить меня, — но...
Опару мой наставник поставил сам. Целую ночь она бродила, набирала соки. Утром, когда все еще спали, Давлят разбудил меня и сказал:
— Пора месить тесто. Операцию целиком доверяю тебе. Месить тесто нужно до тех пор, пока оно не станет отлипать от рук.
Когда это произошло, Хакким и Давлят раскололи — разодрали закрученную мертвыми узлами арчу, каким-то особым способом разместили «дрова» в печи.
— Теперь пора раскладывать тесто по формам, — напомнил Хакким.
Отрезав небольшой кусок, я обвалял его в муке и уже хотел бросить в форму, как Давлят, бывший при мне неотлучно, предостерегающе поднял руку:
— Форма холодная. Тесто простудится.
С меня сошло, наверное, семь потов, прежде чем формы заняли свое место в пышущей жаром русской печи. И вот наконец тридцать румяных булок украсили стол...
Чтобы дать выход кипящей во мне энергии, я вышел из домика, взобрался по каменистой осыпи на небольшую высотку. И тут моим глазам открылся вид, какого я еще не встречал. В цирке, защищенные от пронизывающих ветров скалами, уютно расположились крохотные поляны. Их разделяли валуны, гряды камней. Поляны покрывала густая трава, начавшая уже желтеть. То там, то здесь из-под камней пробивались ручьи и текли, тихо урча, в траве. Вода была светлая и холодная. В ней отражались и покрытые снегом горы, и небо с редкими облаками, и склонившийся к воде цветок. На полянах я нашел ромашки с розовыми лепестками и эдельвейсы. У эдельвейсов были длинные ножки, крупные уже засохшие головки, похожие на одуванчики. Дунешь — легкий пух летит по ветру...
На минуту спряталось солнце, и мне стало не по себе при виде насупленных громад гор. Они плотной толпой окружали меня и, казалось, следили за каждым шагом. Но облака быстро прошли, снова солнце осветило коричневые горы, зеленые разломы ледников, чуть розоватые скалы. Невысокая, сплошь покрытая льдом и снегом гора, стоящая к югу от домика станции, излучала неяркий свет, лишь теневая ее сторона была темно-синей, почти черной. Слева от горы, по телу ледника параллельными цепочками, свивающимися кое-где в кольца, тянулись озера талой воды. Выл слышен приглушенный расстоянием говор ручьев и водопадов.