СССР выдвинули смелую идею увеличения мощности геотермальных источников путем закачки отработанной холодной воды назад, в пласт, где она будет вновь нагреваться и поступать вверх. Если эту идею удастся осуществить, энергия земных недр будет использоваться с максимальной отдачей.
...Где-то через полмесяца моего лечения я уже мог довольно-таки далеко уходить от лагеря и совсем неожиданно наткнулся на «коллегу» по болезни.
Первой медвежьи следы увидела Верочка, возвращаясь с маршрута. Она сказала об этом Аверьянову, но близорукий Валера посчитал их довольно старыми и не придал этой находке совершенно никакого значения. А вот лицом к лицу со старым медведем-ревматиком пришлось столкнуться мне. В то утро я вылез из своей ванны, помассировал колени и хотел было уже подниматься к палаткам, как вдруг увидел здоровенного медведя, который неподвижно стоял в русле речки Горячей и озирался вокруг. Поначалу я замер на месте, затем хотел было броситься к палаткам, где лежали два наших карабина, но потом пересилил страх и стал наблюдать за медведем, не понимая, зачем ему торчать в воде. В какой-то момент мне показалось, что и он заметил: я точно видел, как медведь рванулся было к зарослям травы на берегу, но затем остановился и, то и дело поглядывая в мою сторону, продолжал, пожалуй, не менее часа стоять по брюхо в воде. Когда вечером я рассказал об этом Громову, Илья Петрович даже не удивился.
— Однако, паря, мишка тоже больной. Как ты,— сказал дед.— Видно, паря, ревматизм заработал, вот и лечится теперь. Это не первый случай. Медведи часто в горячих ключах от ревматизма лечатся.
Верочка предложила назвать медведя Кузькой, однако Валера сказал, что негоже старика ревматика именовать столь непочтительно, а посему потребовал называть его Кузьмой и подкармливать по мере необходимости.
Вот так и появился у меня «коллега» Кузьма, который аккуратно пожирал оставляемую ему на берегу кашу, остатки борщей и супов и совершенно не боялся меня, располагаясь чуть ниже по течению.
Беда случилась неожиданно, и пришла она оттуда, откуда ее совершенно никто не ждал.
Как я уже говорил, в долине речки Горячей с топливом было довольно-таки туго, и поэтому приходилось таскать кипяток почти от самой Серной воронки и в нем «доводить до ума» кашу. Как могла Вера оступиться в этот поток почти кипящей воды, неизвестно, но, только когда ее душераздирающий крик расколол полуденную тишину долины и я добежал до нее, мне предстала страшная картина: на каменистом берегу кипящей речки корчилась от страшной боли Верочка Аверьянова. По-видимому, она была без сознания и только стонала в каком-то полубреду. Но не это было страшно — вся ее правая нога почти до самого бедра была обварена, с нее чулком сползла кожа, обнажив багрово-красное тело. Я взвалил ее на себя и потащил к палаткам. Верочка стонала, порой кричала, звала в бреду не то мать, не то Валеру, а я буквально ничем не мог помочь. Аверьянов же с дедом были в маршруте и должны были возвратиться не раньше вечера. В палатке, когда она пришла в себя, я силком заставил выпить ее полкружки спирта, и она заснула тревожным сном.