— Судя по старым наддувам, толщина не менее ста пятидесяти сантиметров, а нам хватит и метра,— отвечаю я и сбрасываю вниз дымовые шашки.
Пилоты пристегиваются ремнями и по створу дыма идут на посадку. Самолет жестко прыгает по застругам затвердевшего снега и останавливается. Выскакиваем, осматриваем лыжи. Они выдержали. Торжественно поднимаем флаг Родины.
Льдина № 2 со всех сторон опоясана белыми заснеженными холмами, напоминающими барханы. Словно в долине, ярко освещенный солнцем, стоял наш оранжевый самолет. Быстро разбили лагерь, развернули радиостанцию, установили научные приборы — сказался опыт работы на первой льдине.
Утром, осматривая поле, обнаруживаю следы песца. Это поистине открытие. Ведь нам все время твердили, что здесь «полюс безжизненности». И вдруг песец! В результате дрейфа через несколько дней мы оказались поблизости района посадки Уилкинса-Эйельсена. Измерили глубину. Она оказалась равной 1856 метрам. Мы убедились, что американцы ошиблись.
Обнаруженный на первой льдине теплый слой океанской воды проводил и здесь. Сопоставляя эти факты с результатами исследований в других секторах Арктики, мы пришли к выводу, что атлантические воды, как гигантская «теплоцентраль», пронизывают весь Арктический бассейн.
Утром 16 апреля, после очередной вахты, я вполз в палатку, стоявшую под крылом самолета, и, раздевшись, забрался в спальный мешок. Маленькая оранжевая палатка с двойными шелковыми стенками и пневматическим полом вмещала только двух человек. Борукин уже спал, и пар от дыхания, вырываясь из щелей мешка, оседал инеем на низком потолке. Уснул мгновенно, но вдруг почувствовал резкий толчок. Снаружи что-то грохнуло. Борукин схватил меня за руку и предостерегающе зашептал:
— Тише, медведь!
— Где? Что ты болтаешь?
— Вон, смотри...
Я взглянул, и на полотнище, просвеченном солнечными лучами, увидел силуэт огромного медведя. Он то приближался, закрывая свет, то удалялся. За стенками палатки слышались крики и звон металла.
— Мое оружие в самолете. Что у тебя?
— Только нож,— тихо ответил я и, зажав в руке клинок, пополз к выходу. Расшнуровав рукавообразный выход, осторожно выглянул наружу: прямо передо мною блестели черные глаза зверя. Медведь настороженно, с любопытством смотрел на меня, с шумом втягивая воздух. Отшатнувшись, я решил разрезать полотнище палатки с противоположной стороны и добежать до самолета за карабином. Через разрезанную стенку я увидел картину, которая и сейчас стоит перед глазами. Черевичный, Шекуров и Дурманенко с горящими примусами, стуча ведрами, наступали развернутым фронтом на медведя. Зверь рычал и медленно пятился к самолету. В это время из люка машины показались ноги Каминского, который не знал о медведе и спускался к нему спиной. Зверь, привлеченный кухонными запахами малицы Каминского, бросился к нему. Каминский мгновенно очутился в кабине самолета, схватил винтовку, выпрыгнул на лед.