Незаметно наплыл густой туман. Пора было возвращаться в лагерь — сумка с подстреленными гагами давила плечи. Евладов повернул к побережью. Сгустились сумерки. От тумана очки Евладова покрылись водой, их пришлось снять. Теперь небольшое озерцо казалось безбрежным, кочка чернела горкой...
Ночь опустилась над тундрой, очертания местности еще больше расплылись. Долго Евладов шел не меняя направления, пока не наткнулся на плавник. Море шумело где-то впереди, но его не было видно. Вот наконец и берег.
Через полчаса ходьбы во мгле показались очертания высокого мыса с жертвенником. Что за история? Похоже, следовало двигаться в обратном направлении... Евладов взобрался на мыс. Такого огромного жертвенника ему еще не приходилось видеть. Большая куча оленьих рогов, из которой торчали палки-идолы с грубо вырезанными лицами и пятнами жертвенной крови на них. В самой середине поставлено большое лиственничное бревно. Вокруг стояли малые идолы, которые были одеты в специально сшитые малицы и ягушки, здесь же валялись черепа белых медведей. Невдалеке в последних тусклых лучах заката виден был еще один мыс и тоже с жертвенником. Теперь сомнений не было. Это Сидя-хаен-сале — «Два святых мыса», о которых Евладов знал по книге Житкова. Значит, до стоянки больше десяти километров. Сколько же он уже прошел? Не менее тридцати, ноги совсем отказывались идти. Он собрал сухого плавника на костер, подумал, не взять ли жертвенную шкуру оленя, чтобы постелить на влажный песок, но не стал этого делать. Следы сапог выдали бы нарушившего «святое место». Костер весело затрещал. Евладов испек на костре гагу, поужинал и, зарядив ружье жаканом (берег на случай встречи с медведем), лег спать на обрывках старых жертвенных шкур.
Холод не дал крепко уснуть. Лишь забрезжил рассвет, он встал и пошел по берегу к лагерю. Вся одежда была мокрой насквозь, болела натертая нога. Но все же Евладов внимательно осматривал береговые осыпи. Попался лишь кусок хорошего каменного угля.
Наконец солнце показало в тумане свой бледный круг. Евладов взглянул на буссоль, ввел поправку на магнитное склонение и определил время — около шести утра. В лагере уже, наверное, беспокоились. Евладов пошел быстрее, из последних сил, и к полудню вышел на стоянку. Выпив горячего кофе со свежими лепешками, которые испек Максим Ядопчев, он завернулся в малицу и проспал до вечера.
Дальше все пошло гладко. Спицин с ненцами ходил в тундру, проводил учет численности дикого оленя. В один из походов он открыл два больших озера, которые ненцы называли Пага-мал-то («Конец реки Пага озеро») и Нябы-Пага-мал-то («Другой конец реки Пага озеро»). Эти озера Евладов положил на карту по данным Спицина, а по схемам, нарисованным проводниками, нанес и реки, вытекающие из этих озер до впадения их в море.