Какая разительная противоположность между жизнью окружавших его рабов, забитых страхом перед капризной волей, и жизнью людей, стоявших близ трона Екатерины II! В ее приемах было нечто поражавшее, и вместе с тем каждый приближался к ней без раболепия и боязни. Она внушала к себе уважение, соединенное с любовью и благодарностью. Приветливая, веселая, она забывала о своем достоинстве в частном обществе. Если и забывали о ее внешних отличиях, то каждый питал чувство почтения к ее природному превосходству.
Мой брат, возвратившись в Москву, многим рассказывал о моем пророчестве и тем возбудил всеобщее любопытство, на которое мне нечем было отвечать; я уже сказала, что эта мысль бессознательно волновала мое воображение.
Затем брат получил письмо от нового государя, который просил его немедленно возвратиться в Петербург и принять участие в правительственных делах. Ко мне в Троицкое также был прислан гонец, мой племянник Татищев
10, с приглашением явиться ко двору.
Впрочем, эта честь была уже не для меня: в моем возрасте, с моими понятиями о придворной жизни и при моем нездоровье было бы странным вновь выступить на сцену.
Я удерживала своего племянника не более трех дней, чтобы дать ему возможность побыть подольше у матери и родственников в Москве. Убедив Татищева как можно скорее возвратиться к своему посту, чтобы не потерять его из-за непредвиденных перемен в новом царствовании, я вручила ему письмо к государю. Поблагодарив того за добрую память, я отказалась немедленно ехать в столицу под предлогом плохого здоровья, но при первой возможности обещала явиться ко двору.
С этой целью в конце апреля я оставила Троицкое и по дороге навестила своего брата, прежде чем отправилась в Петербург. Здесь мы условились, что он выедет неделей раньше: я хотела, во-первых, собраться с силами для предстоящего путешествия; а во-вторых, избежать остановок на почтовых станциях из-за нехватки лошадей.
В мае я прибыла в Петербург. Если мне было приятно видеть государя, которого я давно привыкла любить, то еще приятнее было встретить его красавицу-жену: ее ум, образованность, скромность и необычайная симпатичность, признак дружелюбной природы, соединялись с тактом и благоразумием не по ее летам. Она пленяла всех своими прекрасными манерами и по-русски говорила уже правильно, без малейшего иностранного акцента. Но, к сожалению, я заметила, что Александра окружали молодые люди, готовые осмеивать стариков, которых император уже начал избегать вследствие известной застенчивости, может быть, происходившей от его глухоты.