И Алим решился. Вот в этом — была сила Советского союза, сила, которую не могли постичь Соединенные штаты Америки. Когда Соединенные штаты говорили «пусть он сукин сын, но он наш сукин сын» — советские стояли за правду. Не всегда, не все, сама правда не всегда понималась одинаково — но стояли. И если американцы сами посылали в Сальвадор военных советников, готовить антитеррористические батальоны (фактически эскадроны смерти) и потом этим советники участвовали в карательных акциях — то представить советского военного советника, отдающего приказ сжечь деревню вместе с местными жителями — было невозможно.
Алим понимал, что сейчас — он вступает на очень опасную тропу. Что сорвались очень многие. Что он выступает против людей, распоряжающихся жизнью и смертью в Кабуле. Но он был коммунист. И товарищ Бек был коммунист. И это кое-что значило…
— Много чего плохого происходит, рафик — печально сказал он — я сам там не был, говорить не могу. Тот, кто был — уже ничего не скажет. Но я точно знаю, что после того, как душманы попытались взорвать автобус с детьми — ваши начали похищать людей. Люди пропадают и никто не знает — куда.
— Не знают…
Алим отвел взгляд
— Говори. Мне это нравится не больше, чем тебе.
— Знаешь, что такое «десант», рафик?
Бек понял мгновенно. Во времена Амина придумали, как избавляться от неугодных заключенных. Причем массово и относительно чисто. Расстрел не такой простой вид казни, как кажется. Нужна команда палачей, нужна охрана. Нужно тихое место, потому что выстрелы слышно и они привлекают внимание. Много крови. Потом тела надо вывозить, закапывать, копать могилы. А потом — кто-то может раскопать могилы и тебя обвинят.
Тогда и придумали десант. Заключенных грузят в транспортный самолет, он поднимается в воздух и где-нибудь над Гиндукушем открывает люк. И все! Так разом можно избавиться от пятидесяти — шестидесяти человек и никто ничего не узнает.
— И что?
— Теперь это шурави делают.
— Кто сказал?
— Да все знают.
В Афганистане большего и не надо. Не важно, что происходит, важно — о чем говорят.
— С душманами?
— Если бы. И с теми, кто не согласен.
— Кто делает?
— Шурави делают, рафик. Кто же еще.
— Кто именно? — настаивал Бек — шурави понятие растяжимое.
— Что?
Афганец просто не понял.
— Вот смотри. Я — шурави. И они — шурави. Кто конкретно из нас? Говори точнее.
— Да так и не скажешь…
— А показать — можешь? Или привести людей, которые покажут, что такое было.
Афганец отвел глаза
— Люди боятся…
— Какие же вы тогда коммунисты? — упрекнул Бек — если так боитесь…
Афганец посмотрел прямо в глаза русскому. Боль, гнев, стыд — были в этом взгляде.