Тосуняна слушали в тишине ненарушаемой.
По этому поводу Рузанна как-то спорила с Зоей. Та утверждала:
— Будь спокойна, милая, назначат тебя министром — и можешь на собрании хоть телефонную книгу за один раз прочесть. Аудитория будет полна внимания.
Но Рузанна знала, что это не так. В Тосуняне была убежденность и значительность, заставляющая прислушиваться к каждому его слову.
Ей вспомнилось, как он шел вчера между столиками кафе, шел своей обычной неторопливой походкой очень занятого человека, который старается использовать каждую минуту отдыха. Ему навстречу вставали художники, писатели, артисты — люди, которые даже и не видели его никогда.
Правда, там очень старался Баблоев. Он встретил министра у входа, помог раздеться и торжественно повел через весь зал, к центру кафе, где уже сидел за столиком старый художник…
Но Баблоев Баблоевым, а разве Грант не признался:
— Очень хочется, чтобы на обсуждение пришел Тосунян…
И попросил:
— Ты можешь это устроить!
Рузанна ответила резко:
— На твоем торжестве непременно нужен генерал?
Он не умел обижаться.
— Понимаешь, привлекает меня чем-то этот человек… Нравится, что ли, он мне…
Тосунян повертел в руках пригласительный билет: «Союз художников просит вас… Дружеская встреча…»
— Что ж… Начали мы с тобой дело, надо закончить. Ты видела эту… картину… Ну, как?
Рузанна сообщила сдержанно:
— По-моему, красивая.
Приехали они, конечно, с опозданием. Грант несколько раз звонил:
— Почему тебя нет?.. Хочешь, я приеду за тобой?..
Потом сказал:
— Черт с ним, не жди ты его…
Наконец секретарша известила:
— Енок Макарович спустился к машине…
В просторном высоком кафе плавал синий дым и чем-то вкусно пахло. Навстречу Тосуняну поднялся старый художник.
— Наши деды говорили: «Тому, кто вырастил хоть одного сына и посадил хоть одно дерево, легко будет умирать»… Вырастили, а? — Художник кивнул на панно.
— Зачем умирать? Зачем умирать? — Тосунян пожимал тянущиеся к нему руки.
Сейчас, на деловом заседании, пока Енок Макарович говорил и Рузанне еще ничего не надо было записывать, она вспоминала вчерашний день.
Грант бережно отвел ее за соседний столик. Достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, как обстоит дело. Она хорошо знала эту счастливо-отрешенную улыбку и прищуренные глаза, смотревшие поверх людей и вещей. Он хотел устроиться рядом, но Рузанна отослала его к столику, где сидели почетные гости.
Кто-то говорил:
— Удивительный сиреневый колорит! Это особенность воздуха Армении. Но художники до сих пор не решались уловить эти почти неправдоподобные тона…
— Самолет вписан в небо как неотъемлемая живая деталь…