Я катила велосипед по дороге — такой ровной днем и такой неверной ночью. Было тихо, и только жалобный писк ритмично доносился издали. Чем ближе я подходила к Наташиному дому, тем громче и резче слышен был этот звук. Но только отворив калитку, я поняла, что это скрип колодезного журавля.
Расставив босые ноги, Наташа вычерпывала воду из колодца, поднимала ведро за ведром и выливала в желобок, ведущий к ягоднику и огороду. Намокшее платье потемнело, облепило ее, и Наташа показалась мне тоньше и выше ростом.
Увидев меня, она прекратила работу, только помахала рукой. Я заглянула в колодец. Далеко внизу в черной яме плескалась потревоженная вода.
— Уже до деревянного сруба дошла, — похвасталась Наташа. — Знаете, это даже приятно. Одно усилие, потом ведро само летит вверх.
— А Клавдия Андреевна?
— Она рада будет. Вода уже застоялась. Давно идет разговор, чтоб колодец вычерпать. К завтрему снова натечет.
Больше мы ни о чем не говорили. Скоро ведро стало не погружаться, а ложиться на бок и зачерпывать густую илистую жижу. Тогда Наташа притащила моток веревки и карманный фонарь. Прояви она хоть немного страха или нерешительности — наверное, я не смогла бы спустить ее в темную яму. Но она быстро и ловко прыгнула в ведро, уцепилась руками за веревку, и мне осталось только следить, чтобы ее не стукнуло о бетонированные стены колодца. Фонарик выглядел сверху крохотным желтым пятном. Держа его, Наташа могла шарить в жидкой грязи лишь одной рукой. Со стен колодца с журчанием просачивалась и прибывала вода. Мы даже не знали, как эта «штучка» выглядит, но когда Наташа ее нащупала, то сразу поняла, что именно она, зубчатая, с винтиком.
Я вытащила Наташу — мокрую, грязную, вспотевшую. От усталости и внезапной слабости она не смогла сразу выбраться из ведра. На нас обеих вдруг напал беспричинный, расслабляющий смех. Сидя на мокрой земле, мы хохотали, вытирая слезы грязными руками. «Штучку», отмытую от песка и грязи, мы бросили на дно деревянного футляра от часов, будто она сама отлетела. Теперь ее нельзя было не найти.
Я переночевала у Наташи. Под утро мне стало жаль Катю. Представлялось, как она просыпается одна в комнате и, может быть, плачет.
Осторожно, чтобы не разбудить Наташу, я вылезла из-под теплого одеяла и надела мокрое, измятое платье. Наташа крепко и спокойно спала. Она была очень юная и очень красивая.
За дверью меня встретило свежее, росистое утро. Розы подняли головы навстречу солнцу. А под сосной валялась брошенная корзина, в которой лежал бесценный белый гриб.