Барон принял свою дочь от наложницы в кабинете. Инна тихо вошла внутрь, почтительно поклонилась, и застыла на месте. Девушка не знала, что на уме у кряжистого широкоплечего человека, в дорожной кожаной одежде и сером плаще, на котором красовался вставший на задние лапы коронованный лев, поскольку от него можно было ожидать как похвалы, так и удара. С одной стороны, он являлся ее родителем, порой, добрым и заботливым, как и положено отцу. А с другой, барон бывал неадекватен и очень жесток со своими домочадцами, на которых часто срывал злобу за свои неудачи и промахи. И рассматривая жизнь поместья Пертаков, с точки зрения поучений книг Улле Ракойны, священных текстов, которые девушка за свою не очень долгую жизнь, прочитала не по одному разу, Инна понимала, что барон монстр в человеческом обличье, а потому всегда была осторожна и готова к неприятностям.
Хозяин поместья, по жизни, покорный раб своих страстей и желаний, мог в любой момент, находясь в плохом настроении, избить одну из своих семи наложниц и девяти дочерей, и всегда получал то, что хотел, не взирая ни на какие преграды. Поэтому девушка старалась не попадаться лишний раз ему на глаза, и всегда, когда Инна только-только начинала чувствовать расположение или хотя бы слабое подобие душевной теплоты к Иону, она вспоминала о судьбе своей младшей сестренки, которой в этом году могло бы исполниться тринадцать лет. Во время одного из своих праздников, пьяный барон, походя, пнул ногой несущую мимо него поднос с вином малолетнюю девочку. А много ли хрупкому тельцу надо? Один толчок сапогом под ребра, за нерасторопность, головка девочки ударилась об угол стола в обеденном зале, и наступила ее немедленная смерть.
Ожидая слов отца, девушка молчала, а барон, повернувшись к ней, смерил Инну долгим оценивающим взглядом, и скомандовал:
— Раздевайся!
— Что? — вопрос вырвался из девушки сам собой.
— Мне повторить приказ?
— Нет-нет.
Не ожидая для себя ничего хорошего, Инна скинула с тела простое повседневное платье, вслед за ним нижнее белье и осталась совершенно голой. Смущения она не испытывала, девушка выросла среди женщин, которые всю свою жизнь посвятили тому, чтобы ублажать мужчин, и она привыкла ко всякому. Однако ее накрыл страх перед отцом, от которого было неизвестно что ожидать.
Иона Пертак подошел к дочери, еще раз осмотрел ее с ног до головы, правой рукой прикоснулся к полным округлым грудям девушки, будто взвешивая, подержал каждую на весу, и удовлетворенно кивнул головой:
— Хороша. Одевайся.
Торопливо накинув на себя одежду, девушка вновь застыла без движения, а барон продолжил: