Леонардо замечает:
– И это великолепно.
– Заказ мессеру Леонардо расписать стену в зале Большого совета за 10 тысяч флоринов и вовсе громадное дело.
– О, да! Особенно, если Микеланджело в вечном соперничестве со мной возьмется расписать там же другую стену.
– Это было бы в самом деле великолепно!
– Микеланджело меня не взлюбил почему-то.
– Он молод, он жаждет самоутверждения.
– Это понятно. Он сердится на меня за то, что я смотрю на скульпторов как мастеровых. Работать с мрамором в самом деле тяжкий, изнурительный труд. То ли дело живопись. Ни пыли, ни пота. Но «Давид» не изваяние мастерового. Ни в древности, ни в наше время ничего подобного никто не создавал.
Поэт в восторге:
– Воистину так. А флорентийцы вот как отзываются о статуе Микеланджело. Проходя через площадь Синьории, я всегда прочитываю бумажки, какие приклеивают на пьедестале. Хотите знать, что там было сегодня?
– Конечно.
Поэт, вынимая лист из книги:
– Я записал эти послания, разумеется, к Микеланджело. (Читает.) «Мы вновь стали уважать себя». «Мы горды оттого, что мы флорентийцы». «Как величественен человек!» «Пусть никто не говорит мне, что человек подл и низок; человек – самое гордое создание на земле». «Ты создал то, что можно назвать самой красотой». Ну, о бумажках с «Браво!» не говорю. А на днях висела записка с подписью.
Мона Лиза невольно:
– Я слышала о ней!
Леонардо уточняет у поэта:
– Чья?
Поэт читает:
– «Все, что надеялся сделать для Флоренции мой отец, выражено в твоем Давиде. Контессина Ридольфи де Медичи».
Леонардо с сомнением:
– Она же в изгнании.
Мона Лиза с улыбкой:
– Живет неподалеку от города в имении мужа. Не удержалась, по-видимому, и тайно приходила в город.
– И оставила записку за своею подписью. Обычная женская непоследовательность.
Поэт:
– Восхитительная непоследовательность!
Мона Лиза подхватывает:
– Смелость! Записка звучит интимно, не правда ли? А не побоялась ни мужа, ни властей. Она достойна восхищения.
Леонардо с одобрением:
– Мы ценим в людях те качества, какие ощущаем в себе, как возможность или необходимость. Вы смелы, Мона Лиза?
Поэт отходит в сторону и дает знак музыкантам. Звучит музыка в унисон со странными звуками стеклянных полушарий фонтана и воды.
Леонардо вполголоса:
– Смутил я вас вопросом? Почему?
Мона Лиза смущенно:
– Я слышала о… дружбе Контессины и Микеланджело, ну, в юности, когда ни он, и ни она помыслить едва ль посмели о любви…
– Помыслить как раз могли, как в юности бывает, когда и слов не нужно, взор открытый, движенье губ, волнение в крови, – вот и любовь, какая снится позже всю жизнь.