Тичфилд. В беседке граф Саутгемптон и Шекспир. Гости, пользуясь хорошей погодой, прогуливаются в парке. Среди них Молли и Уилли, которые прохаживаются быстро, как дети, на виду у всех и как бы наедине.
Уилли, сорвав ветку:
– Не знаю, как же быть нам с ним?
Молли рассеянно:
– С кем это?
– О, Молли!
– А никак.
– Но он…
Молли рассмеявшись:
– Что он? Он пел любовь, что нас свела. Чего еще ты хочешь?
– Ах, ничего на свете, как любви твоей!
Он бросает ветку в ее сторону, которую она легко схватывает на лету.
Молли, снижая голос:
– Все это хорошо лишь в тайне, иначе грех, огласка и разлука неминуемы, как смерть. Помни об этом.
– Готов я к смерти, но в твоих объятьях.
– О, нет, живи, иначе свет померкнет в моих глазах, как у старости. С тобой я снова юность обрела, утерянную замужеством.
– Как Шекспир с тобой?
– Как и с тобой.
– Как близнецов, подменял он нас и в жизни, и в сонетах. Разве нет?
– Пока не свел, утратив враз меня с тобой. Пусть сам винит себя.
– Но как признаться?
– Я говорю, никак. Никто не должен знать.
– А молва?
– «Прекрасное обречено молве».
– Это из сонета?
Молли, рассмеявшись не без гордости:
– Который ты присвоил, а посвящен-то мне!
– Ничего не просвоил. Я знаю, я был всего лишь маской твоей для света и с тобой сроднился так, что нас не различить.
– Но могут разлучить.
– Увы! Разлука неизбежна. Тем отрадней всякий час, когда я вижу тебя, и всякий миг свиданья. Когда?
– Как знать! Вообще мне не до веселья. Шекспир – насмешник, он меня ославит, да и тебя.
– Нет, нет, он нас любит. Он скажет:
Полгоря в том, что ты владеешь ею,
Но сознавать и видеть, что она
Тобой владеет, – вдвое мне больнее.
Твоей любви утрата мне страшна.
Я сам для вас придумал оправданье:
Любя меня, ее ты полюбил.
А милая тебе дарит свиданья
За то, что ты мне бесконечно мил.
И если мне терять необходимо,
Свои потери вам я отдаю:
Ее любовь нашел мой друг любимый,
Любимая нашла любовь твою.
Но если друг и я – одно и то же,
То я, как прежде, ей всего дороже…
42
– Откуда этот сонет?
– Вероятно, из тех, какие он писал для графа Саутгемптона.
– Как! И ты думаешь, что он мной владел? И они остались друзьями?
– Нет, нет, Молли! Ты говорила, что это была игра, как наша игра в Венеру и Адониса, которая, правда, закончилась триумфом богини.
Молли вскидывается:
– Да, ты никак надо мной смеешься, как смеются над тобой, мол, из молодых да ранних! Даже твоя мать графиня Пэмброк подмигивает мне из сочувствия твоим страданиям.
– Я страдаю?
– Нет? Далеко пойдешь.