– Поэт играет стрелами Амура? Да, это правда. Но Уилли юн…
– Он юн. Да разве это недостаток? Я подожду, когда он подрастет и выйду замуж за него, поскольку люблю его совсем уж не шутя. Прекрасный, юный и в меня влюбленный, как было не влюбиться, не любить, забыв о браке и греховной связи, с рожденьем новым в сфере красоты, куда вознес меня поэт в сонетах?
– О, Молли!
– И что ты знаешь о моем браке? Это был опрометчивый шаг с моей стороны, как в юности бывает. Отец мой не признал его, и муж мой, повенчавшийся со мной тайно, был вынужден покинуть меня. Я не знаю, где он, может быть, уехал в Новый свет. Я как была Мэри Фиттон, так и осталась Мэри Фиттон.
– На счастье мне и в горе!
– Твоя любовь наполнила мне душу поэзией, покровом нежной страсти, что нас свела, как песня и любовь, и ею одарила нас, как счастьем, земным ли? Нет, воистину небесным.
– Конечно, я кругом тут виноват.
– Ты пел любовь и юность красоты, что воплощали мы с Уилли, значит, ты нас и свел, как многих ты сведешь напевом соловьиным по весне. О, не вини нас, мы ученики, и дело чести быть тебя достойными.
– А скажут, ввел я вас в соблазн, как дьявол.
– Да, страсть была, и похоть, и любовь в ней проступали, жаля, словно пчелы, залечивая раны медом счастья. Нет, ничего чудеснее не знала!
– Прости!
– Но с тем скорей грозила нам разлука на горе и во благо наших душ, возросших для любви высокой, чистой, как в юности бывает: все впервые, и страх неведом, как и грех, лишь радость пленительных волнений и мечтаний о восхожденье к высшей красоте.
– Все так, все так! Да ты сама Венера…
– О, нет! Когда любовь, в любви все чисто, как в юности, а мы-то, знаешь, юны. Воспой любовь невинных юных душ, когда все внове, как в весенний день, и сладостная нега поцелуев, прикосновений первых до объятий сплетенных тел соединеньем в страсти, ликующей, как радость бытия.
Шекспир с восхищением:
– Прекрасна красотою смуглой ночи в сиянии созвездий и зари, еще ясна умом, как светлый день!
– Прости. Прощай. Не проклинай меня.
– Прощай, любовь моя!
Мы видим одинокого всадника. Шекспир возвращается в Лондон. Годы ученичества и странствий закончились, хотя и поздно, в 30 лет, но теперь он мог творить свободно.
Мы видим, как на сцене, поэта, который произносит, быть может, самый патетический монолог о любви, это девиз и клятва:
Уилл
Мешать соединенью двух сердец
Я не намерен. Может ли измена
Любви безмерной положить конец?
Любовь не знает убыли и тлена.
Любовь – над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь – звезда, которою моряк
Определяет место в океане.