Стихотворения 1838–1850 гг. (Бенедиктов) - страница 11

От корня мачты – к небу очи
Приподнимал, и мнилось мне:
Над зыбью моря звезды ночи
Качались в темной вышине;
Всё небо мерно колыхалось,
И неподвижную досель
Перст божий зыблет, мне казалось,
Миров несметных колыбель, —
И тихо к горизонту падал
Мой взор: там вал разгульный прядал.
И из – за края корабля
Пучина грудь приподнимала
И глухо вздох свой разрешала
Седые кудри шевеля.

Близ берегов

В широком пурпуре Авроры
Восходит солнце. Предо мной
Тавриды радужные горы
Волшебной строятся стеной.
Плывём. Всё ближе берег чудной
И ряд заоблачных вершин —
Всё ближе. У кормы дельфин
Волной играет изумрудной
И прыщет искрами вокруг.
Вот пристань! – Зноем дышит юг.
Здесь жарко – сладок воздух чистый,
Огнём и негой разведён.
И как напиток золотистый
Из чаши неба пролит он.
Там – в раззолоченном уборе,
Границ не знающее море
С небесной твердью сведено,
А тут – к брегам прижаться радо,
И только именем черно,
Слилось лазурное оно
С зелёным морем винограда.
К громадам скал приник залив,
И воды трепетные млеют,
И рощи лавров отразив,
Густые волны зеленеют.

На южном берегу

Природа здешняя светла,
Пышна, кудрява, лучезарна,
Как прелесть женская – мила,
И как прелестница коварна;
Полна красот со всех сторон,
Блистает и язвит – злодейка;
В руинах дремлет скорпион;
В роскошных злаках вьётся змейка;
В зелёных локонах кустов
Шипы таятся, иглы скрыты,
И между стеблями цветов
Пропущен стебель ядовитый.
А знойный воздух сей, огнём
В уста втекающий, как лава!..
Невидимо разлита в нем
Соблазна тайного отрава:
Вдыхая в грудь его струи,
Я вспомнил сон моей любви —
Тяжёлый сон! – Зачем любовью
Здесь дышит всё? – Зайдёт ли день:
Край неба весь нальётся кровью,
И соблазнительная тень
На холмы ляжет; из – за Понта,
Округлена, раскалена,
Восстав, огромная луна
Раздвинет обруч горизонта,
И выплывет, и разомкнёт
Свои прельстительные очи…
Она, бывало, перечтёт
Мне все недоспанные ночи,
Напомнит старые мечты,
Страстей изломанных картину
И всё, за чтобы отдал ты,
Скиталец, жизни половину.
Какой томительный упрёк,
Бывало, мне на сердце ляжет,
Когда луна мне томно скажет:
Страдай! Томись! Ты одинок.

Между скал

Белело море млечной пеной.
Татарский конь по берегу мчал
Меня к обрывам страшных скал
Меж Симеисом и Лименой,
И вот – они передо мной
Ужасной высятся преградой;
На камне камень вековой;
Стена задвинута стеной;
Громада стиснута громадой;
Скала задавлена скалой.
Нагромоздившиеся глыбы
Висят, спираясь над челом,
И дико брошены кругом
Куски, обломки и отшибы;
А время, став на их углы,
Их медленно грызет и режет:
Здесь слышен визг его пилы,
Его зубов здесь слышен скрежет.
Здесь бог, когда живую власть