Я не плакал, меня лишь сотрясала ледяная дрожь. Она лежала в кроватке, черные волосы обрамляли бледное, искаженное болью личико. Я встал перед ней на колени и ничего не делал, ни о чем не думал. Приехал доктор Гудехус.
— Паралич сердца, — сказал он и кивнул, словно бы вовсе не удивившись.
Этот неумеха, этот шут сделал вид, будто все знал!
Но я? Я понял? На улице шумел дождь, кипело море, в печной трубе завывал ветер — о да, оставшись с ней один, я стукнул кулаком по столу, так ясно стало мне все в одно мгновение! Целых двадцать лет я подтягивал смерть к тому дню, что наступит через час, и что-то во мне, сидящее глубоко-глубоко, тайно знало: я не смогу оставить этого ребенка. Я не мог бы умереть после полуночи, а между тем это все-таки должно произойти! Она бы пришла, а я бы опять ее отослал: тогда она сначала наведалась к ребенку, поскольку ей пришлось подчиниться моему знанию и моей вере. Значит, я сам навлек смерть на твою кроватку, сам убил тебя, моя маленькая Асунсьон? Ах, какие грубые, убогие слова для тонких, загадочных явлений!
Прощай, прощай! Может быть, там, снаружи, я встречу твою мысль, твое предчувствие. Ибо — видишь? — стрелка движется, и лампа, освещающая твое прелестное личико, скоро погаснет. Я держу твою маленькую холодную руку и жду. Скоро она придет ко мне, и, услышав ее: «Лучше договоримся сразу», — я только кивну и закрою глаза…
Маленький господин Фридеман
Перевод Е. Шукшиной
I
Виновата была кормилица. Ну да, когда возникло первое подозрение, консульша Фридеман настоятельно увещевала ее покончить с этим пороком — а что толку? Помимо питательного пива она ежедневно выдавала ей еще по стакану красного вина — а что толку? Неожиданно выяснилось, что девушка пристрастилась и к спирту, предназначенному для горелки, и прежде чем кормилице нашли замену, прежде чем ее можно было выставить, беда уже стряслась. Когда мать и три ее дочери-отроковицы как-то раз вернулись с выезда, маленький, около месяца от роду Йоханнес, свалившись с пеленального столика, лежал на полу и пугающе тихо поскуливал, а ослушница бездумно стояла рядом.
Врач, с бережной уверенностью осмотрев конечности скрюченного, подрагивающего крохотного существа, сделал очень, очень серьезное лицо; три дочери, всхлипывая, сбились в угол, а охваченная сердечным смятением госпожа Фридеман принялась громко молиться.
Бедной женщине еще до рождения ребенка пришлось пережить смерть супруга, нидерландского консула, скончавшегося от сколь внезапной, столь и тяжелой болезни, и она была слишком сломлена, дабы вообще сметь надеяться, что у нее останется маленький Йоханнес. Только через два дня врач, ободряюще пожав ей руку, заявил, что непосредственная опасность, безусловно, миновала, самое главное, организм совершенно справился с легкой аффектацией мозга, что заметно хотя бы по взгляду, не имеющему уже того застывшего выражения, как в начале… Однако в остальном нужно подождать, как будет развиваться дело, и надеяться, так сказать, на лучшее, надеяться на лучшее.