— Ты не должен так говорить! Это безнравственно! Это несправедливо!
— Почему? Смерть и я — старые знакомые, я часто думаю о ней, я живу вместе с ней все время. Иногда я вижу, как она наблюдает за мной, когда я смотрю в зеркало и когда иду в ванную комнату и беру лезвие, а иногда даже наливаю воду в ванную... Римляне совершали самоубийства таким путем — горячая ванна, вскрытые вены, и тогда смерть наступает без боли, очень спокойно — ты просто теряешь сознание, но всегда я думал «нет», я не могу умереть, я не могу умереть, пока не завершу свой поиск и не узнаю, действительно ли у моего отца отказало...
— Скотт, Скотт, послушай, Скотт, пожалуйста...
— Ох, Вики, ты никогда не знала моего отца, но он был такой удивительный парень, такой жизнерадостный — да, это я помню больше всего, я помню, как он был полон жизни, и вот почему я продолжаю жить, Вики, вот почему я живу таким образом, вот почему нет ничего более важного для меня, чем доискаться до правды в прошлом, вернуть отца из мертвых и сделать его снова живым...
Я был на кухне в темноте. Мое тело содрогалось от приглушенных рыданий, а глаза опухли от слез. Мне было так непривычно плакать, но я не мог справиться со слезами. Я мог только дать им волю и ждать, когда это пройдет.
— Скотт, — Вики стояла в освещенной гостиной за дверью. Ее голос звучал нежно.
Я пытался сказать: «Все в порядке», но не мог.
— Ты хочешь остаться один? — спросила она. — Мне уйти?
Я был так уверен, что смогу сказать «нет». Это было самое простое слово, одно из первых слов, которое узнает ребенок. Но я не мог его выговорить.
— Не спеши отвечать, — сказала она. — Не торопись.
Она вернулась в гостиную, а я остался один бороться со своим унижением. Я пытался вспомнить, когда я плакал последний раз. Я подумал, что, может быть, это было после смерти матери, когда мне было десять, но тогда была Эмили, и она знала, что дети, лишенные матери, должны плакать, поэтому я плакал. В действительности я видел свою мать редко. Нас с Тони воспитывали несколько нянь, и самым сильным воспоминанием детства была не мать, которая всегда была занята своими общественными делами, а отец. Мой отец тяжело работал всю неделю в городе, но каждый уик-энд он приезжал домой в Лонг-Айленд играть с нами и брал нас с собой на прогулки.
Я открыл дверцу холодильника и посмотрел на стоящие там бутылки.
— Боже, я могу выпить, — сказал я и удивился тому, что голос мой звучал нормально. Возможно, путь к выздоровлению лежал через тривиальные наблюдения.
— Тогда почему бы тебе не выпить? — спросила Вики небрежно. — Ты ведь не алкоголик?