— Я не буду дожидаться поезда, — сказал Себастьян. — Это разновидность благородного мазохизма, как в старом английском кино. Пока. Спасибо, что приехала. Желаю счастья.
— Себастьян...
— Мы поступаем так, как должны поступать. Я знаю. Нет нужды ничего объяснять.
— Я так хотела бы...
— Нет, не надо. Нет проблем. Сообщи, если понадоблюсь. Сейчас вылезай к чертям и, пожалуйста, не прозевай свой поезд, а то все в Лондоне начнут думать, что я соблазнил тебя.
Я вылезла из автомобиля и поплелась на станцию. В сумятице мыслей я отчетливо понимала одно: Скотт был прав, удерживая меня от посещения Себастьяна. Он предвидел, что встреча взбудоражит меня; так оно и случилось. Я твердила себе, что не следовало мне видеть Себастьяна, не следовало ехать в Кембридж, не следовало ставить себя в такое невыносимое положение. Но когда я спросила себя, что это за положение, то определить его не смогла.
Я думала об Эдварде Джоне и плакала, идя по платформе в ожидании поезда.
— Я звоню, чтобы пожелать тебе всего самого хорошего, Вики, — говорил Джейк Рейшман. — Я слышал, о вашей помолвке объявлено официально.
Стоял сентябрь. Дети были опять в школе, а я снова в Нью-Йорке, после плавания через Атлантику вместе с матерью на борту «Королевы Елизаветы». Скотт собирался возвратиться в Нью-Йорк в октябре, наша разлука, таким образом, получалась недолгой, но я все еще не хотела, чтобы он оставался предоставленным самому себе. Так или иначе, я не была дома целое лето и понимала, что прежде всего надо подумать о детях. Именно поэтому я устояла, правда с огромным усилием, перед соблазном пожить еще немного в Лондоне.
— О, Джейк, как хорошо, что ты позвонил...
В это время я переодевалась в спальне, собираясь нанести еженедельный визит отцу, поиграть в шахматы и посплетничать. Рядом с телефоном на ночном столике стояла в рамке моя любимая фотография Скотта, и, разговаривая с Джейком, я вспоминала, как морской бриз трепал ему волосы, когда он позировал перед камерой. В тот момент мы отплывали от побережья Суссекса. Скотт к тому времени опять бросил пить. Будучи в состоянии душевного разлада, я тогда присоединилась к нему и радовалась, что похудела и почувствовала себя лучше. Я решила было для себя, что вообще не стоит употреблять алкоголь, но стоило мне с матерью подняться на борт «Королевы Елизаветы», как через полчаса я страшно затосковала по мартини. Мать в течение всего путешествия бесконечно раздражала меня флиртом с семидесятивосьмилетним вдовцом, питьем шампанского с утра до вечера и бесконечными стариковскими воспоминаниями о так называемых «старых добрых временах».