Я полностью раздел ее. Она не шевелится и молчит. Я целую ее тело в надежде, что она ответит взаимностью, но она этого не делает, и вдруг я понимаю, что не могу больше ждать. Стягивая с постели покрывало, я подвигаю ее на атласную простыню. О, Боже. Я пытаюсь выключить настольную лампу, но она падает вниз и сама собой отключается. Вышло глупо. Я должен успокоиться. Но не могу. Теперь все плавится, не только я, но и все кругом, как будто я в середине белой раскаленной лавы, которую выплеснул Везувий, чтобы уничтожить Помпею в 79 году н. э. В темноте я снимаю с себя одежду и нахожу, что атласные простыни холодны как лед; я готов услышать шипящий звук, поскольку раскаленная лава льется на лед, но нет, здесь только Вики, округлая, крепкая, красивая, безупречная...
Наверное, на свете есть Бог, потому что я на небесах. Я на небесах и все еще жив. Окончательный триумф.
Она кричит.
Я говорю ей, что все в порядке. Я сам не знаю, что говорю. Я ничего не знаю, кроме того, что не могу остановиться.
Она царапает мне спину, пытается оттолкнуть меня.
Может быть, она боится забеременеть, но не волнуйся, Вики, я не такой уж глупый, я знаю, что делаю, даже тогда, когда я почти не контролирую себя, почти, почти — Господи, это был рискованный момент, но я сделал это. Я вовремя вышел.
В следующий раз я возьму с собой презерватив, но сейчас особый случай. Между нами не должно быть никаких преград.
О, Боже, о Боже, о, Боже. Я так счастлив!
Я лежу, учащенно дыша, на атласных простынях, но Вики встает, бежит в ванную и запирается там.
Я слышу как она рыдает. Я тотчас же встаю и стучусь в дверь ванной комнаты. Я чувствую слабость в ногах.
— Вики, с тобой все в порядке?
Глупый вопрос. Ясно, что она не в порядке. Я поворачиваю дверную ручку: — Вики, пусти меня, пожалуйста.
Я слышу шум душа. Она смывает с себя все: мои поцелуи, сперму, все, что связано со мной. Интересно, она всегда так поступает, или это происходит из-за того, что она чувствует ко мне отвращение?
Не знаю. Надо надеяться на лучшее. Я включаю свет в спальне и подбираю мою одежду. Я не хочу, чтобы у нее появилось чувство еще большего отвращения, когда она увидит меня голым. Затем я наливаю себе еще бокал шампанского и залпом его выпиваю.
Я жду.
Спустя много времени она выходит, завернутая в полотенце. Я хочу обратиться к ней, но не могу найти нужного слова.
Мое молчание действует ей на нервы, хотя она не должна раздражаться. Отведя в сторону заплаканные глаза, она говорит: — Все нормально, это всегда ужасно первый раз после родов. Это не имеет значения.