— Ты рассуждаешь, будто такое понятие, как мораль, вообще не существует. Эта любовная связь, может быть, очень хорошо устраивает нас, но как насчет бедной Эльзы? Как ты сможешь с точки зрения морали оправдать свое поведение со мной, когда ты этим делаешь ее несчастной?
— Она не будет несчастна! Для того чтобы Эльза была счастлива, нужно совсем мало — красивый дом, кредитные карточки, Алфред и немножко секса время от времени. Гм, ты же не будешь возражать, если я иногда буду заниматься сексом с Эльзой, чтобы она была счастлива, а?
— Конечно, буду. И даже очень.
У меня от удивления рот открылся.
— По-моему, это плохо, иметь двух женщин, — решительно продолжает Вики. — Так принято у мусульман, но взгляни на их женщин! Завернутые в черные чадры, они безлики! Но женщины — не бездушные предметы, Себастьян! Они люди, они чувствуют.
— О, Боже, Вики, тебе не нужно говорить мне об этом! Другие мужчины, возможно, думают, что женщины — это скот, но я не могу быть таким глупым!
— Тогда почему ты не видишь в Эльзе личность, почему она для тебя вещь с этикеткой «жена»? У нее, как и у любого другого, есть чувства.
— Я уважаю ее чувства! — протестую я. Вики берет свой пиджак, и я бросаюсь за ней к двери.
— Я буду продолжать заботиться о ней!
— Ты собираешься унижать ее!
Сейчас Вики очень сердита. Она выходит из квартиры и мчится по коридору к лифту. Я с трудом догоняю ее.
— Послушай, Вики.
— Хорошо, давай, унижай ее! Мне нет дела до твоего брака!
— Послушай, ты, по-моему, ревнуешь! — говорю я, зная, что это не так, но пытаясь нейтрализовать ее гнев, придав нашему разговору оттенок шутливости.
Когда лифт останавливается на первом этаже, она бросает на меня презрительный взгляд.
— Доброй ночи, Себастьян. Я сама поеду домой. Спасибо.
Я открываю ей дверь такси и провожаю машину взглядом.
О, черт. О, черт. О, черт.
15 марта, 1959 года. Алфред довольно смотрит на меня своими светло-голубыми глазами и с удовлетворением говорит: «Папа!»
Умный маленький мальчик. Он знает, кто его понимает. Я беру его на руки, и он бьет меня по уху. Не будь сентиментален, ты, большой ублюдок, не будь глуп, думает он.
Я кладу его обратно в манеж. Я наблюдаю, как он играет. У него есть маленький ксилофон, на котором он сосредоточенно играет, и я наблюдаю за его напряженным лицом, когда он пытается понять, по какой клавише ударить.
В освещенной солнцем комнате появляется тень. Это Эльза. — Алфред, мой драгоценный, мой мальчик...
Она поднимает его, отрывает его от ксилофона и воркует с ним на детском языке. Алфред кричит от ярости.