- Джей, пожалуйста, я не хотел тебя злить, - он дрожит от холода, струйки воды льются с его трясущегося подбородка. Большие синие глаза полны ужаса, словно я убийца, который привёл его сюда, чтобы застрелить.
- Расстёгивай штаны!
- Что?
- Что слышал, давай быстро.
- Джей, что ты хочешь сделать?
- А как думаешь? Трахнуть тебя, ты же за этим выследил меня?
- Джей, пожалуйста, я не…, - я не даю ему договорить и прижимаю к холодной стене, целую жадно и страстно, меня завела блондинка Энн. Её образ раздражает меня: прилипшее платье, сквозь которое видно бельё, её наглый пронзающий взгляд, изумрудный, как цветущая вода. Как она посмела играть со мной в дурацкие игры? Мне не нужен психолог, мне не нужны девушки-друзья, мне вообще никто не нужен. Я расстёгиваю его ремень, и, не прекращая целовать, стягиваю с него джинсы. Ники сопротивляется, но я сильнее него. Я отстраняюсь и смотрю в эти испуганные глаза.
- Джей, пожалуйста, я не хочу здесь, тут холодно и грязно, а вдруг кто-нибудь увидит? – его голос срывается от страха. Я сдавливаю ему горло немеющими руками, злоба переполняет меня, ещё мгновение, и я готов придушить его.
- Заткнись! Заткнись, только один звук, и я тебе врежу, ей-Богу, разобью твоё прекрасное личико! Будешь тут валяться и глотать слёзы с кровью!
Я разворачиваю его к стене лицом, он уже весь дрожит, всем телом, но слушается. Это самый крутой секс за последнее время: алкоголь, дождь, холод, ненависть, ярость, его дрожь. На мгновения я понимаю, что жестоко обхожусь с ним. Он сжимается, вздрагивает от каждого движения, иногда приглушенно постанывает от боли, и это заводит меня ещё сильнее. Я будто зверь, я уже не я. В какой-то момент, Ники, обессилив, падает в лужу, выскальзывая из моих смертельных объятий. Это не останавливает меня, это ещё сильнее заводит. Я бросаюсь на него, вдавливая в грязь, хватая за скользкие волосы. Я не знаю, сколько длится истязание, но я с таким кайфом осознаю, что уже кончил. Поднимаюсь на ноги и застёгиваю штаны, Ники лежит в луже неподвижно. Я понимаю, что ему больно, понимаю, что у него нет сил встать, но он меня бесит. Я готов прикончить его здесь и сейчас, чтобы он больше не лез в мою жизнь! Я сам боюсь этих мыслей, поэтому спешно ухожу, оставив его там лежать под дождём в грязи. Я всё ещё пьян, сажусь на свой мотоцикл, даже не подумав, что у меня могут быть неприятности, я попросту могу разбиться, но мне плевать. Дождь хлещет мне в лицо, ветер рвёт волосы. Я так зол на этого придурка. Что он о себе возомнил? Что может влезать в мою жизнь, когда ему будет угодно? Что он имеет право портить мне вечер? Возможно ли, что он не понимает, что делает? Но он не ребёнок! В его возрасте у меня уже были отношения с парнем, и мы себя так не вели, мы прятались, но я так же преследовал Эвана, хотел, чтобы он был только со мной. Я начинаю приходить в себя, и меня бесит ещё одна мысль. Мне, вдруг, совершенно неожиданно, становится жаль его. Я бросил его там, лежать в луже, под ледяными потоками воды. А если кто-то найдёт его, прежде чем он успеет уйти? Если кто-то захочет избить его или ограбить? Да, что уж у него взять-то? А если его найдут со спущенными джинсами? Никто не любит педиков, даже таких молодых. Ему вломят, если не убьют, переломают кости. Я, проклиная всё на свете, поворачиваю назад. Еду по тёмной улице и обнаруживаю его бредущим по противоположной стороне, он ёжится от холода. Я задумываюсь на пару секунд, это тот момент, когда я решаю, кем мне быть: человеком или бездушной тварью. Я готов быть тварью, но вся моя сущность сопротивляется. Тихо подъезжаю к нему.