В постоянной замене старых слов новыми иногда совершенно утрачивалось и ощущение «родного» слова — начиналась сумятица. Известны слова Пушкина: «Недуг… подобный английскому сплину, короче: русская хандра». Так взаимное отношение этих слов понимали и современники поэта. Между тем, и хандра — искаженное разговорной речью греческое слово — сравните современный термин ипохондрия. В одной из пьес Островского купец говорит: «Компромисс или, по-русски сказать, фортель», но фортель — слово немецкое, пришло к нам через Польшу: это выгода, хитрость. Совсем уж непонятным кажется пример, приведенный Д. Н. Ушаковым, — слова трамвайного кондуктора в 20-е годы: «Ну, конечно, у кого есть рука, или просто, по-русски сказать, — протекция, — тоща другое дело!» Действительно, иметь руку — германизм в нашей речи и значит покровительство; однако и протекция — латинское слово, которое обозначает защиту. Все дело в том, что хандра известна русским с XVI века, фортель — с XVII, протекция — с XVIII, тогда как сплин, компромисс или русское рука — перевод чужого слова, только-только входят в оборот. Новое же истолковывается посредством старого, привычного. Новое — всегда чужое, а значит, и чуждое — воспринимается как заимствованное. Иллюзию «русскости» слова создают привычка и его распространенность.
Может случиться и так, что чужое слово навсегда останется самым общим обозначением целого ряда последовательно возникающих и исчезающих явлений или предметов — всеобщим масштабом, всеобщим определением.
Таково слово машина, более двух тысяч лет является оно международным обозначением орудия, приспособления для каких-то дел, для производства. Греческий по происхождению корень давно обернулся латинским словом и пошел гулять по свету. Мы получили его в петровские времена одновременно через немецкий, польский и французский языки, а оттого и произносили по-разному. Еще Ломоносов по-ученому выражался латинским термином махина, но немецкое и французское машина возобладало. Сохранилась и махина — нечто огромное, а от этого корня и махинация — сначала была машинация (заговор, навет), так в словарях 60-х годов XIX века; это слово вошло в оборот с развитием капитализма. Механика и механизм того же происхождения. Переносные значения получило и исходное слово — машина. Уже в пушкинские времена стали отвлеченно говорить о государственной машине; тогда же появились и определения:
«Он подал руку ей.
Печально (как говорится — машинально)
Татьяна молча оперлась…»
Появление переносных значений у какого-то слова доказывает его укоренение в русском языке, но дело было не только в этом. Всякое новое приспособление, какое бы ни появлялось, русские всегда поначалу называли общим словом