– Наши мечи могут их поразить?
– Поразить эрита в открытом бою легко. Это может любой начинающий воин. Но эриты всегда избегают боя, подставляя вместо себя людей.
– Тогда нужно помочь этим людям увидеть своего настоящего врага, – решил Марк.
– Это и хочет сделать хранительница.
Страсти накалялись с пугающей скоростью. Особо храбрые крестьяне делали угрожающие выпады своим оружием, но приблизиться к девушке на расстояние удара не решались.
– Вспомните былую славу, вспомните Эпоху лесных войн! – призывала хранительница. – Вспомните, какая радость горела в ваших душах. А ныне вы предаете свои сердца похотям Амартеоса.
– Заблудшая ослепленная душа! – вскричал старейшина. – Мы адельфы, и никогда не отдавали своих сердец никому, кроме Спасителя.
– Почитаете Спасителя на словах, но отреклись от Него своими делами! – с обличающим гневом выкрикнула хранительница. – К чему вы пришли? Нищета, болезни, проклятия – вот вам свидетельства, что я говорю правду. Небеса закрыты для ваших молитв. И никто, никто не исцелился от лесного мора кроме лесника Ремфана, который предпочел уединение вашему обществу.
– Ведьма! Обольститель говорит твоими устами! – возгорелась толпа, и двое разъяренных крестьян швырнули в девушку рогатины. Одну из них хранительница отбила плавным взмахом меча, от второй ловко увернулась. Движения ее были настолько плавными и изящными, что Марк невольно залюбовался.
– Ну все, во мне начинает бушевать благородный гнев! – заявил Харис, вытягивая свой короткий меч. – Пора объяснить хранителям традиций, что их традиции немного подгнили!
– Не оскорбляй славный аделианский орден, Харис! – строго упрекнул его епископ. – Эти люди уже давно не имеют ничего общего с хранителями традиций. И убери меч. Мы не имеем права поднимать оружие против адельфов, пусть даже отпавших.
– Святой-Всемогущий! Не буду я с ними драться, они того не достойны! – проговорил странствующий рыцарь. – Припугну только и уведу хранительницу.
– Стой, стой, – свисая с коня, Флоя схватила его за рукав. – Пусть этот подвиг совершит Седьмой миротворец!
Марк похолодел. Ему вовсе не улыбалось усмирять разбушевавшуюся толпу. Харис же, недоуменно застыв на какую-то секунду, благородно уступил подвиг миротворцу:
– Да, конечно, Маркос, прости, я не подумал. Ты миротворец, это твой подвиг.
Медлить означало струсить: страх показать свою трусость перед друзьями оказался сильнее страха перед толпой. Сделав первый неуверенный шаг, второй, Марк пошел прямо на толпу. “Что мне делать, Господи? – мысленно спросил он. – Что мне сказать им, как образумить?”