– Так не бывает. – Я покачала головой, невольно улыбаясь в ответ. Искра и в самом деле верил в то, про что рассказывал, да и город ему успел понравиться, не то что Загряда. – Если там было так хорошо, то почему ты уехал оттуда? Да и десять лет – достаточный срок, чтобы там успело все измениться до неузнаваемости.
Яркую радость с харлекина будто бы ветром сдуло – он отвернулся и невразумительно пожал плечами, явно не желая отвечать на поставленный вопрос. До конца улицы мы шли молча, а когда впереди показался выход на площадь, мне на краткое мгновение почудилось, что я вернулась в Загряду. На шумную Торговую площадь, где на булыжной мостовой плясали босоногие девицы в алых оборчатых юбках, открывающих стройные загорелые лодыжки и округлые колени. Казалось, что еще немного – и сквозь гомон упрямым ростком пробьется высокий, красивый женский голос, старательно и с искренним чувством выводящий песню о дороге дальней и лунной ночи, о крепкой любви и жарком пламени костра, а где-то вдалеке обязательно заиграет скрипка…
Где теперь и эта скрипка, и женщина, что пела задушевные ромалийские песни?
Я так замечталась, что сама не заметила, как выпустила локоть Искры, глупо остановившись напротив яркой гадальной палатки, у входа которой застыла укутанная в черную шаль старуха, перебирающая в скрюченных, узловатых пальцах деревянные пластинки-тарры. Вот только настоящего дара, вроде того, что сиял в ореоле лирхи Ровины искрящейся пойманной звездой, у бабки, сидящей на колченогой табуретке, не было и в помине. Блеклым и тусклым был ореол у гадалки, как подернутые белесым пеплом остывающие угли…
Огонек-одержимость, затянутый фиолетовой пеленой, я заметила случайно, пока искала взглядом харлекина, возвышавшегося над толпой всего в двух десятках шагов от меня. Искра уже заметил «пропажу» и теперь упорно пробирался ко мне сквозь сплошной людской поток, а я неотрывно смотрела на лавирующий меж прохожих огонек дудочника-змеелова, с которым мы в последний раз пересекались еще в Загряде. Викториан все-таки выжил в том ужасе, который устроила городу пугающая и величественная Госпожа.
Выжил – и почему-то тоже отправился в Лиходолье. Что его сюда привело? Приказ Ордена или жажда «змеиного золота», которую он так и не сумел утолить в Загряде?
Дудочник нашел меня, все еще стоящую у гадалкиного шатра, взглядом, и ореол его души вспыхнул ярким фиолетовым пламенем, чернеющим по краям.
Я побежала не раздумывая.
Наперерез толпе, забыв, что на глазах у меня повязка. В маленький, узкий переулочек, отходящий от площади, как тонехонький ручеек от огромного озера. Еще с того дня, как разорили мое родное гнездо, я запомнила, что с таким ореолом люди идут убивать. Не охотиться на добычу, не нести праведное возмездие – просто уничтожать врага, стирая его с лица земли раз и навсегда. И разговаривать в таких случаях бесполезно – надо либо драться за свою жизнь, либо бежать со всех ног.