Десять секунд. Пульса нет, даже тоненькой ниточки, которая дала бы ему надежду.
Пять секунд. Уилсон принял решение и надеялся, что Бог поймет и простит его. Он отсоединит провод, скажет, что ребенка спасти было невозможно. Никто не усомнится в его действиях. Он еще раз пощупал кожу ребенка. Она была холодной и липкой.
Три секунды.
Доктор смотрел на ребенка, и ему хотелось плакать. Такая жалость. Девочка-то хорошенькая. Она бы выросла и стала красивой женщиной. Интересно, как могла бы сложиться у нее жизнь. Вышла бы замуж и нарожала детей? Или стала бы художницей, или учительницей, или служащей в какой-нибудь компании? Была бы богатой или бедной? Счастливой или несчастной?
Одна секунда. Сердце не бьется.
Ноль секунд. Сердце не бьется.
Ноль секунд.
Уилсон протянул руку к выключателю, и в этот момент сердце ребенка забилось. Одно неуверенное, неровное сокращение, еще одно, и вот уже сердцебиение стабилизировалось, стало сильным и ровным. Находившиеся в операционной отреагировали одобрительными возгласами и поздравлениями. Доктор Уилсон их не слушал.
Его взгляд был прикован к часам на стене.
Мать назвала ее Жозефиной, в честь живущей в Кракове бабушки. Второе имя было бы слишком претенциозным для дочери польки-белошвейки из Одессы, штат Техас.
По непонятным для миссис Чински причинам доктор Уилсон настоял на том, чтобы через каждые шесть недель Жозефину приносили в больницу на осмотр. Заключение каждый раз было одним и тем же: с ней, по-видимому, все было нормально.
Только время покажет.
В День труда летний сезон в горах Катскилл закончился, и Великий Мерлин остался без работы, а вместе с ним и Тоби. Теперь он волен идти куда хочет. Но куда? У него не было ни дома, ни работы, ни денег. Решение явилось само собой, когда одна дама из отдыхающих предложила заплатить ему двадцать пять долларов, если он отвезет на машине ее с тремя маленькими детьми из Катскиллов в Чикаго.
Тоби уехал, не попрощавшись ни с Великим Мерлином, ни с его вонючим реквизитом.
Чикаго в 1939 году был процветающим, открытым городом. Здесь все имело свою цену, и тот, кто знал что почем, мог купить все, что угодно – женщин, наркотики, политических деятелей. Здесь работали сотни ночных клубов на любой вкус. Тоби обошел их все до одного, начиная с большого и наглого «В Париже» и кончая небольшими барами на Раш-стрит. Ответ он получал везде один и тот же. Никто не хотел нанимать сопливого юнца в качестве комика. Время Тоби истекало. Пора ему было браться за осуществление того, о чем мечтала мама.
Скоро ему исполнится девятнадцать лет.