– Ноэлли, если вы хотите оставить ребенка и боитесь сделать это только потому, что у ребенка не будет отца… я готов жениться на вас и дать ему свое имя.
Она удивленно подняла голову.
– Я ведь уже сказала вам, что не хочу этого ребенка. Мне нужен аборт.
– Тогда, ради Бога, сделайте его! – закричал Исраэль.
Он понизил голос, заметив, что другие посетители кафе обращают на него внимание.
– Если вы и дальше собираетесь тянуть с абортом, ни один врач во Франции не станет возиться с вами. Неужели вы этого не понимаете? Если пропустите срок, можете умереть!
– Я понимаю, – тихо ответила Ноэлли. – Положим, я решила сохранить ребенка. Какую диету вы мне пропишете?
Совершенно сбитый с толку, он в волнении провел рукой по волосам.
– Побольше молока и фруктов и постное мясо.
В тот же вечер по дороге домой на ближайшем рынке Ноэлли купила два литра молока и большую коробку фруктов.
Через десять дней Ноэлли зашла в кабинет к мадам Роз, заявила ей, что беременна, и попросила отпуск.
– На сколько? – спросила мадам Роз, разглядывая фигуру Ноэлли.
– На шесть-семь недель.
Мадам Роз вздохнула.
– Ты уверена, что поступаешь правильно?
– Уверена, – ответила Ноэлли.
– Чем тебе помочь?
– Ничем.
– Ну что ж. Возвращайся, как только сможешь. Я попрошу кассира выдать тебе аванс в счет будущей зарплаты.
– Спасибо, мадам.
В течение следующего месяца Ноэлли практически не выходила из дому. Разве что в бакалейную лавку за продуктами. Голода она не чувствовала и ела в общем-то мало, однако в огромных количествах пила молоко и набивала желудок фруктами – для ребенка. Ноэлли не чувствовала себя одинокой. В ней было дитя, и она постоянно разговаривала с ним. Она интуитивно определила, что это мальчик, точно так же, как сразу догадалась, что беременна. Ноэлли назвала его Ларри.
– Я хочу, чтобы ты вырос большим и сильным, – говорила она, поглощая очередную порцию молока. – Я хочу, чтобы ты был здоровым… здоровым и сильным, когда тебе придется умирать.
Каждый день она часами лежала на кровати, обдумывая, как же лучше отомстить Ларри и его сыну. Она не признавала своим то, что росло у нее в животе. Это принадлежало ему, и она собиралась убить ненавистное существо. Оно было единственным, что он оставил ей, и она уничтожит его так же, как Ларри уничтожил ее.
Исраэль Кац ничего не понял в ней! Ее вовсе не интересовал бесформенный зародыш, лишенный ощущений. Она хотела, чтобы ларрино отродье почувствовало, что его ждет, чтобы оно страдало не меньше, чем она сама. Теперь подвенечное платье висело рядом с ее кроватью, всегда на виду – своеобразное олицетворение зла, вечное напоминание о его предательстве.