Цифровой журнал «Компьютерра» № 179 (Журнал «Компьютерра») - страница 5
До чего же приятно делиться с читателями тем, что тебя радует, восхищает, наполняет светлыми порывами, помогает бороться с негативом в себе и в окружающем мире! Поскольку с компьютерными железками, равно как и с остальным мороком финансов и IT, в коих вынужден по долгу службы ковыряться, подобными эмоциями разжиться немыслимо (в силу врожденной убогости бездушных и бесконечно тупых по своей претенциозной избыточности компьютерных железок), начинаешь потихоньку увядать и сохнуть, превращаясь уже и сам в эти проклятые железки.
А потому вы даже представить себе не можете, какой божественной отдушиной для меня является возможность хотя бы раз в неделю забывать проклятую технологическую рутину и погружаться во что-то настоящее, возвышенное и глубокое, чем является киноискусство.
Сегодня мы поговорим о совершенно необыкновенном фильме — об «Изгнании» Андрея Петровича Звягинцева, которого я искренне полагаю лучшим русским режиссером. Причем — не нового времени, а вообще — лучшим: и в прошлом, и в настоящем. По крайней мере я не знаю никого, с кем можно было бы сравнить Звягинцева по глубине художественного осмысления мира, по запредельной метафоричности образов и сюжета, по напряжению интеллекта, по изысканнейшей гармонии между творческим замыслом и технической реализацией.
Андрей Звягинцев снял всего три полнометражных фильма (режиссер — мой ровесник): «Возвращение», «Изгнание» и «Елена». «Елена» несколько выпадает в силу камерности проблематики и приземленности киноряда, что, впрочем, полностью оправдано поставленными режиссером задачами. «Возвращение» и «Изгнание» — это монументальные полотна, полноценные шедевры киноискусства, по каждому из которых можно смело защищать докторскую диссертацию.
Как Андрею Звигинцеву удается выходить на такой поистине космический уровень художественного обобщения и глубины постижения человеческой души, для меня, говорю откровенно, является полнейшей загадкой. Больше того: мне даже не хочется эту загадку разгадывать, разбирая фильмы режиссера по косточкам и пытаясь вычленить в той или иной постановке кадра, движении камеры, красноречивом молчании киногероя какое-то гипотетическое объяснение гениальности. Во-первых, это всё равно бесперспективно, во-вторых, просто наивно, потому что шедевр рождается не из конкретных технических элементов, а из иррациональной и не поддающейся анализу божественной искры. Либо эта искра проскакивает, либо ее нет. Соответственно: у произведения искусства появляется душа, или мы наблюдаем за механистическим Големом, который хоть и шевелит руками-ногами, но явно отдает мертвечиной.