– Не от голода? – обомлела Наташа. – Что, существует и такой вариант? Мы можем не дойти до сокровищницы?
– Это образно, – поморщился Илья. – Нет ни одной легенды, в которой бы в пещере Морока умирали от голода.
– Само собой, – мрачно заметил Никита. – Если искатель сокровищ умер, то кто об этом расскажет? – Он встал, снял перчатки и шагнул к Илье. – А теперь расскажи, что означает быть Лишним? Ты так старательно уводил разговор в сторону от этой темы, что невольно заинтриговал.
Илья спокойно выдержал его взгляд.
– О бреднях я говорить не желаю, – твердо сказал он.
– Каких-таких бреднях?
– Девяносто процентов информации в легендах – чистой воды вымысел. А и из оставшихся десяти после тщательного анализа лишь три процента обладают допустимой вероятностью достоверности. Заметь, вероятностью! Информация о Лишнем даже в десять процентов не входит, и обсуждать этот вопрос я не желаю!
Илья врал без зазрения совести. Рассчитанная достоверность информации о Лишнем была на порядок выше, чем вымысла.
– А почему я должен верить, что это бред? Только потому, что ты так говоришь?
– Почему? – Илья запнулся в поисках выхода из ловушки, в которую сам себя загнал. И он нашел выход. – Хорошо, приведу пример. Более чем в половине легенд о пещере Морока утверждается, что всех, кто доберется до сокровищницы, ждет вечная жизнь. Ты в это веришь? Так вот, все россказни о Лишнем, такой же бред, как и о вечной жизни.
– А я хотела бы верить, – тихо сказала Наташа.
Прозвучало это искренне, но мне показалось, что в ее словах преобладало желание примирить спорящих.
– Во что?
– В дар вечной жизни.
– Здрасте, приехали, – развел руками Илья и затряс головой. – Хватит дискуссий, пора идти. Если верить легендам, то в лабиринтовом варианте пещеры Морока нам предстоит пройти не один десяток километров.
Илья опять врал. Он знал, что вход в сокровищницу находился рядом, и сколько бы километров он не прошел по лабиринту, сокровищница всегда будет в десяти шагах. Однако он строго придерживался своего плана действий, как будто боялся, что кто-то может его осудить, если он решит войти в сокровищницу прямо сейчас. Наташа например. Или я. Но мне было абсолютно все равно, когда он решится на последний шаг. А вот Наташа… Осудит – не то слово.
Туннель извивался в теле горы норой священного червя Кааата, раздваивался, поднимался вверх, спускался вниз, и не было ему конца. Первое время, когда на очередной развилке сворачивали направо, Никита останавливался, возвращался и, наткнувшись на образовавшийся тупик, по-солдафонски матерился, срывая голос, а эхо отвечало ему не менее отборным матом. Вначале Наташа затыкала уши, затем только морщилась. Со временем Никита стал реже проверять тупики свернутого пространства за спиной, матерился тише, и усталое эхо ему уже не вторило. Потом Никита смирился и больше не проверял, свернулся ли за нами пройденный путь или нет.