И он наконец увидел, белые штрихи на воде. С высоты кильватерный след корабля, идущего большим ходом, заметен дальше, чем сам корабль. Зрение у Юкио было великолепным, других и не брали в пилоты. Он ясно различил много черточек, суда конвоя, идущие на восток, все как сказал Танабэ! Но ближе к нему, в другой стороне, была эскадра. Цель была достигнута, и отбиваясь от наседавших "хеллкетов", Такаши включил рацию и выкрикивал свое донесение - квадрат моря, конвой, курс восток, скорость десять, эскадра к северу, удаление двадцать, два линкора, авианосец, полтора десятка эсминцев и крейсеров. Он говорил по-японски - зная, что там, на узле связи, у аппарата обязательно должен быть кто-то из своих.
Ему повезло зацепить еще один "хеллкет", с дымом отваливший в сторону. Остальные обозлились вконец, желая отомстить, но это было им скорее помехой, два янки едва не столкнулись, пытаясь одновременно атаковать. И этот клубок, кружащийся вокруг одинокого "мессершмитта", очень мешал своим же зенитчикам, когда же командиру эскадрильи и управляющему полетами с "Монтерея" удалось наконец навести порядок, Такеши был почти над авианосцем.
И когда "хеллкеты" брызнули в стороны, Юсио уже входил в пике. Бензина осталось меньше десяти процентов, до берега не дотянуть, и никто не будет спасать его в этих водах. Зато бомба так и болталась под брюхом, не доставленная по адресу, и это был непорядок, как сказали бы немцы. А он, Такаши Юсио, сейчас попадет в сады Аматерасу, это лишь гайдзины умирают навечно, потому что лишь в одной Японии народом на земле правит прямой потомок богов!
Кто-то из американцев успел в него попасть, машина вздрогнула. Но самолет слушался рулей, а все прочее было уже неважно. С авианосца навстречу летели трассы - вот в самолет ударило еще раз, как больно, и вроде запахло дымом. Наверное, эрликоны, от сорокамиллиметровок истребитель бы развалился в воздухе, как тот янки сегодня. Три секунды - последние три секунды жизни. А вдруг гайдзины правы, и никаких садов Аматерасу нет? Тогда остается один лишь долг самурая. И радость, что он умрет не один.
Став океаном,
Сожалеют ли воды реки,
О своих берегах?
Он все же изменил свое решение, рванув рычаг сброса бомбы. То же просветление сказало ему, что промаха быть не должно. И нажал на гашетку, поливая фигурки на палубе остатком боезапаса. Он был великолепным пилотом, сумев совершить невероятное - попал с пикирования прямо в люк носового самолетоподъемника. Предки Юкио Такаши были бы бесспорно довольны своим сыном, а потомки простили бы ему утраченный родовой меч.