За Сисисом шёл его личный робот, очень современный, элегантно поблескивающий. Это тоже было признаком возраста: когда человек уже не может сохранять молодое тело, он покупает нового робота-юношу. Амадейро никогда не решался вызвать улыбку настоящих молодых людей и не впадал в эту иллюзию, в особенности потому, что Фастольф, который был старше Амадейро на восемьдесят лет, никогда этого не делал.
— Мандамус опять пришёл, шеф, — сказал Сисис.
— Какой Мандамус?
— Тот, который добивался встречи с вами.
Амадейро задумался.
— Вы имеете в виду того идиота, потомка солярианки?
— Да, сэр.
— Ну а я не хочу видеть его. Разве вы не объяснили ему, Мэлун?
— Объяснил, но он попросил, чтобы я передал вам записку, и сказал, что тогда вы примете его.
— Не думаю, — протянул Амадейро. — Что в записке?
— Я не понял, шеф. Она не на галактическом.
— Так как же я её пойму?
— Не знаю, но он просил передать её вам. Если вы соблаговолите взглянуть на неё и распорядиться, я вернусь и тут же выгоню его вон.
— Ну ладно, давайте.
Амадейро с отвращением взглянул на записку. «Ceterum censeo, delenda est Carthago». Амадейро прочитал, поглядел на Мэлуна, снова на записку и наконец сказал:
— Вы, стало быть, видели это, раз говорите, что она не на галактическом. Вы спросили его, что это значит?
— Да, спросил, шеф. Он сказал, что это латынь, чем решительно ничего не объяснил. Он сказал, что вы поймете. Он человек очень настойчивый и сказал, что будет сидеть хоть весь день, пока вы не прочтёте.
— Какой он из себя?
— Худой, серьёзный, вероятно, без чувства юмора, высокий, но не такой, как вы, внимательный. Глубоко посаженные глаза, тонкие губы.
— Сколько ему лет?
— Судя по его коже, ему четыре десятилетия или около того. Он очень молод.
— В таком случае надо учесть его юность. Пригласите его.
Сисис удивился:
— Вы примете его?
— Я именно так и сказал — верно? Пригласите его.
Молодой человек, чеканя шаг, вошёл в комнату, вытянулся перед столом и сказал:
— Благодарю вас, сэр, что согласились принять меня. Могу ли я просить, чтобы вы разрешили позвать сюда моих роботов?
Амадейро удивлённо поднял брови.
— Рад буду увидеть их. Вы мне позволите оставить здесь моих?
Уже очень много лет он ни от кого не слышал такой старинной просьбы.
Это был один из добрых старых обычаев, которые канули в небытие, когда понятие официальной вежливости устарело и стало принято считать, что личные роботы человека есть часть его самого.
— Да, сэр, — сказал Мандамус.
Вошли два робота.
Амадейро заметил, что они не входили, пока не получили разрешения. Роботы были новые, явно многофункциональные, и было видно, что над ними хорошо поработали.