Понял, как не понять. Жопа я и вправду. Ведь живчик – это самый наш цимес. И на здоровье хуй знает как отразится.
– Не бзди, – говорю, – урка. Цену я постепенно подниму. Не фраер.
– Жалко, ведь нельзя разбавить малофейку, ну вроде как сметану в магазине. Тоже ведь товар бы был…
– Еб твою мать! – по лбу себя стукаю. – Я придерживать буду при спуске. А потом с понтом вторую палку сверх плана выдам.
– Не советую, – серьезно так говорит урка, – нельзя прерывать половое сношение хоть бы с Дунькой Кулаковой. Вредно. Я одну бабу из-за этого разогнал. Только и вопила: «Кончай куда-нибудь в другое место!» – «Может, в среднее ухо?» – спрашиваю. «Все равно куда, лишь бы не в мутер!» – у меня на этой почве на ногах ногти почти перестали расти. Веришь? Пришлось разогнать ее. Так что уж кончай по-человечески! Тащи бутылку с получки! Сдери с них молоко за вредность и скажи, что тех, кто кровь сдает, кормят бацилой после сдачи. Не будь фраером. В Америке пять раз струхнешь и машину покупаешь. Понял?
Ну, прихожу утром на работу, стараюсь, чтобы не рассмеяться. Стыдно немного, а с другого бока – хули, думаю, краснеть? Пускай ебучее человечество пользуется. Может, на пользу ему еще пойдет… Смотрю, а для меня уже малюханькую хавирку приготовили – метра три с половиной, без окон. Лампа дневного света, тепло. Оттоманка стоит. На столе пробирка.
– Ну вот, Николай, твое рабочее место, – говорит Кизма.
– Только договоримся – без подъебок, – отвечаю.
Кизма велел мне тут не развивать в себе какой-то комплекс неполноценности, а, наоборот, гордиться.
– Располагайся, приступай. После оргазма закрой пробкой пробирку.
– Чтоб не разбежались?
– Работай быстро и без потерь. Читал плакаты?
Я закрылся, прилег, задумался, вспомнил, как в побег ушли с кирюхой в бабский лагерь и переебли там всех воровок, а те, кому не досталось, все больше фашистки и фраерши, трусы с нас сорвали и на части их разорвали, чтобы хоть запах мужской иметь под казенными одеялами. Вспомнил, а сопливый, как кобра под дудку головой в разные стороны водит. Я тогда ебся редко, сразу струхнул пол-пробирки. Целый млечный путь, как говорил мой сосед по нарам, астроном по специальности. На дружка струхнул, что он Землю за планету и за хуй не считает и в рот ее ебет, если на ней происходит такая хуета, что ни в какие ворота не лезет. Прости. Отвлекся. Несу пробирки Кизме.
– Ого, – говорит, – посмотрим, – и размазал немного по стеклышку, а остальное в какой-то прибор сунул, весь обледенелый, и пар от него валит. Посмотрел Кизма в микроскоп и глаза на меня вытаращил, словно по облигации выиграл: – ну, Николай, – говорит, – ты – супермен! Сверхчеловек! Невероятно! Почему – не спрашивай. Потом поймешь. Я тебя поднатаскаю в биологии.